Покончить с собой, перерезав вены, не так просто, и уж точно на это должно уйти больше времени, чем необходимо на поход в туалет.

Телицын запретил везти Головкина в больницу, и врача доставили прямо в спецприемник. Требовалось найти хоть что-то для получения ордера на обыск. Пока подозреваемому оказывали первую помощь, следователь листал материалы дела. Наконец он дошел до страницы, где описывался случай восьмилетней давности. Андрей Нестеров. Единственный, кто выжил, столкнувшись с маньяком. Парень так отчаянно сопротивлялся, что потерял сознание. Это его и спасло. Когда-то Андрей опознал Голышева.

– Андрей? Это из отделения милиции Одинцова. Кажется, мы его все-таки поймали.

Молодой человек, одетый в джинсы и неизменную водолазку, приехал спустя несколько часов. Внешне это был привлекательный мужчина, в котором с первого взгляда нельзя было заметить каких-то странностей. Оценивая Андрея Нестерова по фотографии, любой назвал бы его вполне симпатичным человеком. Но в жизни поведение определяет внешность, а не наоборот. Парень держался особняком и каждый раз, когда кто-то к нему приближался, неосознанно делал шаг назад. Вежливо поздоровавшись, он никому не жал руки, а всякий раз, когда встречался с кем-то глазами, отводил взгляд. Оперативники и следователи в отделении невольно начинали внимательнее за ним следить, так как держался он ровно так, как обычно ведут себя преступники. Головкину выдали свитер, полностью закрывавший руки, и повели на очную ставку. Вместе с задержанным в кабинет вошло еще несколько оперативников в штатском, изображавших предполагаемого убийцу. Молодой человек обвел глазами людей, сидящих перед ним. Казалось, он специально старается не смотреть им в глаза и не всматриваться в лица. Больше всего на свете он боялся тех воспоминаний. Спустя восемь лет ему пришлось столкнуться с ними лицом к лицу. Взглянув мельком на Головкина, он быстро опустил голову и кивнул.

Дальше вся процедура прошла четко в соответствии с протоколом. Евгений Бакин за этим следил самым тщательным образом. Впрочем, в скрупулезности, похоже, уже не было особого смысла. Оправившись от неудачной попытки суицида, Головкин согласился давать показания, и уже утром следующего дня две машины следственной группы остановились возле зеленой железной коробки гаража. Головкин вышел из автомобиля и попросил у Телицына закурить. Тот достал из кармана пачку, выбил оттуда одну папиросу для себя и вторую – для Головкина.

– Тут же… Все видно и слышно. Как это возможно? – пробормотал один из оперативников.

– А вы внутрь зайдите, там подвал. Все стены забетонированы, – дружелюбно ответил Головкин.

Он явно пребывал в хорошем настроении. Осень раскрасила лес во все оттенки золота, в воздухе витал запах прелых листьев, и он снова оказался здесь, в доме, который построил своими руками. Десять мужчин с жадностью ловили каждое его слово и следили за каждым жестом. Ужас и ошеломление порой бывает трудно различить. Как выглядит ужас, он знал великолепно, и эта картинка ему нравилась. В этот момент двое оперативников с грохотом вынесли из подвала оцинкованную ванну на 120 литров. Корыто давно утратило изначальный матовый блеск и стало буро-зеленоватым. Изнутри дно было покрыто темно-коричневым запекшимся порошком.

– В чем она? – спросил кто-то, кривясь от отвращения.

– Это кровь, – ответил Головкин и улыбнулся, не отводя глаз от ванны.

Постепенно трава перед гаражом заполнялась самыми разными предметами, о предназначении которых никому из присутствующих, кроме Головкина, думать не хотелось. Топоры, паяльные лампы, штыри, крюки, ножи, отвертки… Все это было в бурой пыли, которая копилась в подвале много лет, и сейчас ее частицы витали в воздухе.

По истечении 72 часов милиция могла предъявить Головкину только «вовлечение несовершеннолетних в пьянство». Один из оперативников бросился разыскивать опрошенного на конезаводе мальчика. В свое время школьник рассказал, как зоотехник однажды пытался совратить его приятеля, предлагая ему оральный секс. Поскольку другу на тот момент не было восемнадцати, это уже грозило серьезной статьей и можно было немедленно возбудить дело для обоснования ареста. После обыска гаража все проблемы разом отпали. Головкин понял, что финал близок, и, подобно многим в его ситуации, начал говорить, желая оставить как можно больше свидетельств своей биографии. Убийца с явным удовольствием раз за разом излагал события последних нескольких лет.

Его поместили в камеру, где содержались особо опасные преступники, но даже они побаивались засыпать в его присутствии. Чтобы не травмировать психику родственников жертв, процесс проходил в закрытом режиме. Адвокат просил «оставить подзащитному время для молитвы», но в своем последнем слове Головкин заявил, что милосерднее всего будет как можно быстрее закончить его мучения. Вполне ожидаемо суд назначил обвиняемому высшую меру наказания.

Судебно-психиатрическая экспертиза выявила у Головкина явные признаки шизоидной психопатии, которая, вероятнее всего, развилась в очень раннем возрасте. Атмосфера молчания и эмоционального отчуждения, царившая в семье, не позволила ему социализироваться. Энурез усилил отчуждение, заставил вечно стыдиться себя, чувствовать свою неполноценность. Начало развиваться отвращение к собственной личности. Головкин пытался гиперкомпенсировать свои недостатки с помощью хорошей учебы, правильных и социально-приемлемых предпочтений, а также путем построения формальных контактов (общение с учителями и сослуживцами, работа комсоргом в институте и политруком в год увольнения с конезавода). Успехи в учебе не дали ожидаемого результата. Мать не стала считать его здоровым, а отец – успешным. В возрасте двенадцати-пятнадцати лет с ним произошло нечто, расцененное им как насилие (подтверждений этому нет). Это событие, а вернее, его последствия, надломило психику Головкина. Его криков о помощи никто не захотел слушать. Покалеченный разум требовал возмездия. В своих фантазиях он изощренно мстил всем, кто не замечал его или презрительно отходил в сторону. Это стало спусковым крючком садистического расстройства личности, которое усиливалось выраженной психопатией, эмоциональным уплощением, отчуждением, тотальным одиночеством и половой дисфункцией на почве неприятия своей гомосексуальности. Головкин не мог фантазировать на тему секса, так как женщины его не интересовали, а мыслей о гомосексуальном контакте он стыдился. Вся эта энергия ушла в садистические переживания, связанные с унижением и отмщением. Избиение возле ипподрома и полное безразличие со стороны окружающих запустили процесс тотального распада личности. Стремление причинять боль в сочетании с исследовательским интересом к человеческому телу повлекли за собой садизм, некрофилию и каннибализм. Каждый раз, убивая мальчиков, он метафорически уничтожал в них себя, свою человечность, которая умерла как раз в этом юном возрасте. Тот факт, что Головкин искал контактов с подростками на конезаводе, не боялся приглашать их к себе и фотографировать голышом, свидетельствует о понимании им особенностей поведения детей в ситуации неявного унижения. Чувство стыда не позволяло мальчишкам рассказать о произошедшем, проанализировать и признать тот факт, что с ними поступили плохо.

Чем дольше ждешь смерти, тем сильнее начинаешь ее бояться. Жизнь – привычка, которая формируется только с возрастом. Для Сергея Головкина внешне ничего особо не изменилось. Он проводил все свое время в тесной камере на троих, посещал библиотеку, занимался спортом и по мере приближения дня казни писал все больше прошений о помиловании, отчаянно цепляясь за жизнь. Впервые он был среди людей. Граница, которая всегда отделяла его от этого мира, теперь почти стерлась.