После этого мне зачем-то пришлось выйти, и, когда меня снова позвали сидеть в уголке, медсестра принесла мне одеяло.
– Он сказал, что вам холодно, – пояснила она.
А я не заметила ничего такого.
– Прости, что проводил с тобой не так много времени. Мне очень жаль, – сказал он с кровати.
– Ты, наверное, много работал, поэтому не отвечал на мои сообщения и звонки?
Он редко звонил и писал, не поздравлял с днем рождения.
– Нет, – ответил он и, помолчав, добавил. – Я был не так уж и занят. Просто я злился, что ты не пригласила меня в Гарвард на те выходные.
– Какие выходные?
– На посвящение в студенты. Все, что я получил, это счет, – сказал он с обидой в голосе.
Церемония посвящения. Позже я вспомнила, что в восемнадцать лет я скрупулезно выбирала дни для посещений родителей, стараясь не сталкивать их: они не хотели навещать меня одновременно. Не без помощи своего психотерапевта и с их согласия я решила тогда, что мама приедет на посвящение, а отец – через несколько недель. Его такой сценарий вполне устроил.
– Почему ты мне не сказал?
– У меня не очень хорошо получается говорить с людьми.
– Мне хотелось бы, чтобы это можно было отменить. Или изменить, – ответила я.
Казалось невероятным, почти безумным, что единственные выходные стали решающими для наших отношений. В это сложно было поверить. До этого я приписывала ему вселенскую мудрость, но когда люди умирают и пытаются расставить все по местам, они не всегда проявляют рассудительность, не всегда прозревают. Я отказывалась принять то, что одно приглашение, одни выходные могли оправдать те десять лет, что мы почти не разговаривали друг с другом, или объяснить его отказ оплатить мой последний год обучения.
Все эти годы я разглядывала свои ладони. Я была рождена для хорошей жизни – вот что означали линии.
Я вспомнила, как десять лет назад мама приехала ко мне в гости в Нью-Йорк. Она только начала отходить от болезни, которая лишила ее изрядной доли жизненных сил, ее уши все время закладывало. Поздно вечером мы вышли пройтись.
Двухэтажный жилой дом из кирпича на пересечении Западной четвертой улицы и Чарлз-стрит был залит светом. Мы с мамой одновременно остановились, чтобы посмотреть на него. В те дни у нас появилось ощущение, что мы выжили, прорвались и теперь будем счастливы.
– А что с гаданием по руке? Ты вообще умеешь гадать по руке? – спросила я.
– Вроде того, – ответила она с едва заметной улыбкой, подсказывающей, что она врет.
– Я имею в виду, ты этому где-нибудь училась?