Востребованные навыки

Я вступила в дискуссионный клуб. Это внеклассное занятие тоже могло пригодиться для поступления в университет, но, в отличие от остальных, на которые я подписалась по той же причине, оно настолько меня поглотило, что изначальная причина забылась. Я выбрала формат дебатов «Линкольн – Дуглас» – так его назвали в честь знаменитых дебатов Авраама Линкольна со Стивеном Дугласом. На длинном тонком листке значилась тема: «Правление большинства против прав меньшинства». Что именно это означало? И как задавать вопросы к этому утверждению? Я не знала.

Мы подготовили аргументы для обеих точек зрения, провели несколько тренировочных раундов и поучаствовали в маленьком состязании в Стэнфорде – которое я проиграла. В составе небольшой группы мы поехали на другие дебаты в школу под названием «Линкольн», в часе езды от нас. Дебаты проходили в пустых классах под руководством волонтеров, родителей, учителей. После каждого раунда на стену вывешивали лист бумаги с указанием темы следующего поединка и номера класса. В перерывах между раундами мы – из нашей школы было всего четыре ученика – находили друг друга, покупали орешки или сладости, усаживались на край бетонных вазонов у дверей той школы – что была больше нашей, а в классах висели таблицы, что казались мудренее наших таблиц, – и вполголоса рассказывали друг другу о том, какую чушь несли наши оппоненты.

Когда я спорила, кровь приливала к моим щекам. Когда это случалось, я чувствовала, будто парю в воздухе и переливаюсь. Идеи сами собой возникали в голове, слова выстаивались в верной последовательности, укладывались точно в отведенное время. Пока говорил оппонент, я соображала, как нанести ему риторический удар. Вопросы прав меньшинства и правления большинства, казалось, имели значение для меня лично. Я была уверена, что проиграла только одному мальчику в первом раунде.

Вечером мы вернулись домой. Следующий день, воскресенье, был вторым и заключительным днем турнира. Мы уехали рано, в том же самом фургоне.

– Мы поедем назад сразу же, как вылетит последний. Но если кто-то останется, мы его дождемся, – объяснил тренер.

Я сообщила отцу, что уезжаю еще на день. Тот выслушал новость настороженно, как будто я выдумала эти дебаты.

– К ужину должна вернуться, – сказала я.

Но я продолжала выигрывать. Когда я приводила контраргументы, мои щеки полыхали так жарко, что приходилось класть на них руку – то на левую щеку, то на правую, – чтобы остудить.

В перерыве между раундами я позвонила домой и сообщила Лорен, что вернусь позднее, чем ожидала. По ее прохладному голосу я сразу поняла, что отец недоволен.

– Если хочешь, можешь поговорить с тренером, – предложила я. – Он подтвердит.

– Нет, спасибо, – ответила она. – Увидимся, когда ты вернешься. Возможно, мы уже будем спать.

Если бы я победила, я смогла бы показать ему мою награду. Я никогда раньше не выигрывала наград, и мне стало казаться, что это сделать необходимо.

День перешел в вечер, список имен участников на листке, который прикалывали к стене после каждого раунда, укоротился – теперь в нем было всего несколько человек. Когда я зашла в класс, где должен был, как я слышала (было неясно), проходить полуфинал, вместо одного судьи меня ждали три.

Я не помню лиц своих оппонентов, кроме первого, но помню ощущение, охватившее меня во время финального раунда. Я поняла, что выигрываю. Это не заняло много времени. К тому моменту мне было уже все равно, какую точку зрения отстаивать; мои шпаргалки с аргументами измялись и растрепались. Любой довод можно было опровергнуть – я все их знала. В конце мы пожали друг другу руки. Меня объяла великодушная любовь к моему оппоненту и к тем, что уступили до него.

20 минут спустя мы собрались на церемонию награждения.

– В категории «Линкольн – Дуглас» у нас два победителя, – сказал ведущий.

В руке у него был один кубок. Я стала подниматься с места.

– К сожалению, у нас только одна награда, поэтому придется отдать ее тому, кто первый доберется до сцены.