В Джанкое автобус сделал десятиминутную остановку. Мы вышли на улицу и отошли в сторонку. Я боялся, что от меня несёт и держал приличную дистанцию от этой сладэнькой украиночки. Я от неё делал шаг назад, а она ко мне два. Это было так забавно и приятно, её лицо было прямо вплотную к моему. Мы стояли и сосались, как примитивные животные. Я гладил её спину и попу, сжимал её пальцами, когда прям со всей силы, а всё равно. Я засунул руку ей под юбку, я уже имел право и под трусы залезть, но я не стал. Только потрогал точно внизу между ног, очень было мокро. Её трусы были такие тоненькие и писька особо не выпячивалась, просто избыточная влага сочилась. Она буквально оседала вниз, ещё несколько секунд и я бы лёг на неё прямо там.

Водитель забибикал, и мы вернулись обратно на свои места. Вместо унылых, гнетущих российских и нищих, печальных белорусских городов я бы лучше объехал вдоль и поперёк автостопом всю Украину. В компании с этой девушкой время пролетело незаметно. Мне нужно было сходить в Мелитополе, и я попросил остановку. С тяжёлым сердцем я попрощался с этой харьковской гарной дивчиной и выскочил наружу. Ещё было достаточно светло, и я умудрился добраться до Мариуполя, но въезжать не стал, ибо уже темнело. Меня необъяснимым образом тянуло в Бердянск, этот город влёк меня, но я боялся. Это было единственное место, куда мне было запрещено ступать. В Бердянске я справедливо опасался растерять свою внутреннюю толпу, из-за которой и творилось всё это чистое безумие. Только там я мог осознать, что я оставался таким же нищим, более нищим, чем когда начал это путешествие тщеславия.

Вокруг раскинулись поля подсолнухов. Я помолился Махавире, поблагодарил за то, что я был ещё жив и спросил, где мне лечь спать. Он ответил, что я идиот, ибо даже если он и выстроит в моей голове восьмеричную систему координат я всё равно ничего не разберу. Я просто пошёл вглубь поля, как можно дальше от дороги и шума колёс. Под вышкой ЛЭП было идеальное местечко для лагеря. Весь день я просидел на жопе в машинах и поэтому спать особо не хотелось, оставалось сотый раз листать атлас автодорог и разглядывать сделанные фотки на компактной мыльнице.

До Донецка я ехал с россиянином. Он сказал, что он из Таганрога и направлялся к вымирающим родственникам. Машина, которую он вёл была новым приобретением, и расход топлива оказался больше чем, рассчитывалось. Я отдал ему все гривны, что у меня были на бензин. Единственное, что я знал об этом месте это уголь и футбольный клуб, что нагибал всякие реалы мадриды, зениты и прочие топовые команды. Мне понравился фонтан в виде здоровенного двигавшегося футбольного мяча напротив всемирно знаменитого стадиона. Преимущественно там особо нечего было смотреть, и я вышел на трассу на Луганск. Остановилась бетономешалка, и я чётко спросил про Луганск по пути, он кивнул и повёз вообще в другую сторону, в Краматорск. Я махнул рукой и мне было смешно, как этот очень душевный мужик сокрушался, что не расслышал меня про направление. Он привёз меня на завод и для меня нашли комнату с койкой.

Я был никем. Я начисто отсутствовал.

Я гнил и разлагался гораздо медленнее большинства.

Мне ничего не осталось, как снова листать атлас и просматривать фоточки. Кроватка была повкуснее палатки, я крепко поспал.

Наутро этот ненормально для российской действительности добрый мужик довёз меня до кафе, где меня ждала его жена и дочь лет тринадцати. Я сел за стол, он заказал еды. Мы общались о ни о чём — как обычно за столом. Я был поражён такой ко мне доброте от этих бесхитростных людей. С ними я старался меньше говорить и больше свидетельствовать то, как они были счастливы разделить мирную трапезу с малознакомым гостем. Мне на миг привиделось, что я в Чечне, в Грозном. Этот мужик вытащил ровно столько денег, сколько я отдал тому водиле за бензин. Я не мог поверить своим глазам, он давал мне деньги просто за то, что я побыл с ними рядом. Он так настаивал, что я молча взял их и убрал в карман. Я не выглядел как нищий и вид у меня вроде не страдальческий был.

Дают — бери, не дают — не проси.

Этот мужик усадил меня в маршрутку и заплатил ещё мне за проезд. Я просто простился с ним и доехал до трассы.

Ко дню добрался до Луганска, ничего вообще там такого запоминающегося не имелось.

Я решил рискнуть успеть пересечь условный государственный рубеж между нами в тот же день. Доехал лишь до самой границы, до Краснодона. Там ко мне подсела девушка, мы разговорились. Она была молодой служанкой местного владельца бара со спальными местами. А эти деньги, что были, украинские я раньше пропил в соки и прожрал в мороженое, зачем мне было брать в Россию гривны. Эта девушка позвала меня в бар, она договорилась с хозяином. Он разрешил мне переночевать. Перед сном владелец попросил заплатить хоть сколько есть, я отдал ему все остатки. Я размечтался, как эта девушка приходит ко мне и ко мне полусонному садится своим задом и накалывает себя на меня, сама мажет, сама определяет глубину, степень её. Но никто так и не пришёл, и я просто поонанировал.

Я дрочил каждый вечер, не было ещё ни дня, чтобы я не подрочил. Зачем намеренно отказываться от такого простого, доступного и всегда бесплатного кайфа будто от того, что если воздержишься что-то поменяется или инкарнируется девушка. Утром я вышел на дорогу, и мне повстречался местный житель. Я сказал ему, где я ночевал эту ночь. Он зачем-то подробно доложил мне, что эта молодая девушка спала с хозяином таверны и весь Краснодон об этом знал, ну спасибо, услужил, теперь и я буду знать: до конца жизни не забуду такое.

На следующий день, вечером я уже сидел под неизвестной мне родиной — матерью. Мне понравились ещё в Волгограде олдскульные трамвайчики, что заезжали типа в метро, в темноту, а потом выныривали. Я бесплатно смотрел на неё и не мог поверить, что статуя свободы меньше по размерам, а в кино будто огромная, как высотки. Ещё было светло, и я в течение четырёх часов рассмотрел каждую скульптуру всего памятного комплекса. Я рассматривал гневные возбуждённые выражения лиц, орудия вынужденных убийств, напряжённые, нервирующие позы, будто вот-вот бросятся на тебя и проткнут штыком своим гнилым.

Все прохаживающиеся рядом люди унывали. Я смотрел на эту гигантскую руку с огнём свысока. Бессмысленное и бесцельное путешествие обычно подходило к завершению. Каким оно было: никаким: из никуда в никуда. Я очень устал, дома было славнее. Нового ничего не узнал. Сидел на лавке, подолгу всматривался, запоминал и безвозвратно стирал снимки с мыльницы будто ничего и не было…

Эти фотки здорово прослужили мне лишь, как графические образы для навязчивой мастурбации в палатке: много повстречалось девушек, красивых и не очень, а толку то. Любовь не удалась и не заладилась. Это блудливое желание заниматься с приятной девчонкой анной было очень тяжело осуществимым, особенно в России: тут царили традиционные, незыблемые ценности межполового общения, из которых оба только неизбежно теряли. Перед вечным сном я разглядывал женские жопы семнадцатилетних, кто вставал и пялился на огромную тётеньку со здоровенным мечом, там по-любому всё в крит вкачано, чтобы с первого замаха прокнуло. Член вытянулся под левой штаниной: я основательно задумался начать дрочить левой рукой, чтобы член выровнялся и ещё больше удлинился, ибо он уже серьёзно перекашивал от правой руки.

Рядом с исполинским монументом простирался небольшой садок-лесок. Там-то я и окончательно решил скоротать скучную ночь. Я всё ещё думал о поведении украинцев — какие же они прекрасные люди, как они меня приняли.

Под густыми кустами в полной тишине. Я знал, что ночью люди в такие места не ходят.

К вечеру следующего дня я уже переступил порог своей убитой общажки. Бесславное возвращение в родной Задрищенск, что могло быть приятней, чем такое завершение бесцельного похода. Попался дальнобой, он прямо идеально тютельку в тютельку к вечеру десантировал меня в Сызрани. Дальнобойщики — вот супермены, а не все эти марвелвские придурки в колготках. Наигравшись вдослаль в компьютер, я позвонил родителям и сообщил, что завтра обязательно приеду в гости. Я был чрезмерно зависим от игр, играл во всё подряд, любой жанр.

Была такая игра: Тотал вар сёгун два и она поцарапала меня до смерти. Я реально не смог её пройти два раза на средних настройках сложности. После неё мой творческий интерес к задротству начал лишь неуклонно возрастать. Появились онлайн и бесплатно и это свело с ума не один миллиард мужчин на планете Земля. Я тоже был мужчиной и тоже хотел нагибать несуществующего соперника. Но и непосредственно наблюдать горечь поражения и становиться более бдительным, постигать всё глубже, что жизнь это тоже игра, сама игра создана по мотивам жизни. Вся жизнь — это и есть закадровое исполнение. Чем больше я это осознавал, тем сильнее затягивался в зево виртуальной действительности. Зачем что-то было достигать в реальности, если ты проходишь игру, стираешь её, проходишь другую. Разные декорации — суть одна. Разработчики игр это и есть боги. Если не Бог изваял Скайрим, то кто…