— А мы этого не желаем, — резко закончили свою речь монголы.

В другом случае они, несомненно, вели бы себя менее решительно, но речь шла об их спасении, о судьбе их будущих жизней. Гараб грозил им проклятием святого чудотворца; разве могли эти простые люди пренебречь подобной опасностью?

— Поговорите с хозяином вместо нас, — попросили они в заключение.

— Я хотел бы вам помочь, — флегматично отвечал чужеземец, — но это ни к чему не приведет. Если он вбил себе что-то в голову, то все черти преисподней вместе взятые не заставят его передумать. А это кто? Я его раньше не видел, — спросил чужеземец, заметив державшегося в стороне Гараба.

— Это ученик великого аскета Дорджи Мигьюра, скит которого находится рядом с нашим лагерем. Дорджи Мигьюр — святой, никто не сравнится с ним в милосердии; зимой он кормит диких зверей; даже медведи едят из его рук.

Монголы уже начали преувеличивать заслуги отшельника. Чужеземец заинтересовался услышанным.

— О! — сказал он. — Я хотел бы поговорить с тобой, ученик святого. Не уходи. Я передам все возражения вашему хозяину, — добавил он, обращаясь к монголам.

Палатка чужеземца с собачьими глазами находилась на довольно большом расстоянии от палатки его спутника, но тем не менее до слуг донеслись яростные раскаты голоса хозяина, говорившие о том, что он не слишком приветливо встретил их посланца.

Вскоре золотоволосый чужеземец вернулся, насвистывая.

— Я предупреждал вас, друзья, — сказал он. — Ваш хозяин не хочет ничего слушать. Завтра вы будете охотиться.

— Нет! — вскричали слуги. — Мы не будем охотиться. Пусть он охотится один, если посмеет.

— Может быть, следует ему помешать? — решил спросить один из монголов.

— Ну-ну, — весело сказал чужеземец. — Поступайте как знаете, друзья. Меня это не касается. Я не стану охотиться, чтобы не рассердить отшельника.

Затем он обратился к Гарабу:

— Нельзя ли посетить твоего учителя?

— Он в суровом скиту, — сказал Гараб, — но я передам ему ваше желание и сообщу ответ.

— Ну а пока садись, давай поговорим немного. Ты не против?

— С радостью, — отозвался Гараб.

— Я принесу вам чай, — сказал один из монголов.

Ни в Тибете, ни в Монголии никто не мыслит беседы без этого напитка.