Быстро поборов волнение, в хорошем расположении духа, он продолжил рассматривать шедевры Храма. Вот взгляд укололся о скульптуру из белого мрамора: обнаженный по пояс мускулистый человек, на гладко выбритой голове которого длинный запорожский чуб?! Откуда, почему на этом далеком острове такой вот русский след?… «Нужно спросить у Веры», — запротоколировал в голове и отправился в Музей собора, затем в капеллу правого крыла.

Вот они, два полотна гиганта позднего Возрождения Микеланджело Меризи да Караваджо: «Усекновение головы Иоанна Крестителя» и «Св. Иеремия». Толпа туристов.

«Среди этих людей так много «истинных» поклонников живописи. Видно по «вдумчивым» лицам», — иронично и недобро подумал Андрей. «А ведь если бы не случай, я бы вряд ли попал сюда, да и вообще российским интеллигентам в большей их части судьба уготовила лишь рассматривать альбомы классики архитектуры и живописи, дома…». Андрей раздражался на себя за эти мелкие и суетные мысли о скудном материальном положении многих образованных людей сегодняшней России. Талант, знания и мудрость внутри человека! В конце концов, только в монашестве или просто уединенности думающего человека обретаются истинные устойчивые ценности. И впечатления. Те, которыми не пресытишься!

Теснота помещения отвлекала и мешала. Туристы толкались и галдели. Но вот Андрею Петровичу удалось наконец отдать свои глаза, мысли и душу мрачным краскам этого гениального хулигана. Вот подпись автора красным цветом на крови Крестителя. Единственная на полотнах Караваджо, человека, дважды приговоренного к смертной казни и дважды бежавшего от наказания! В первый раз он убил человека и удрал на Мальту. Там он стал «Рыцарем по милости» за свой Божий Дар, хотя и не таким полноправным как «Рыцари по праву», имевших глубокие аристократические корни. Но гордец не желал просить милости у права, продавать талант сильным мира сего. И вот однажды он жестоко избил одного такого «правого», был посажен в тюрьму, приговорен к смерти. И опять удрал! На сей раз на Сицилию, в Сиракузы. Искать его не стали, исключили из Ордена с позором.

— Да, ребята, — Андрей Петрович обратился по-русски к одному из туристов, грузному мужчине, который тупо смотрел на лужу крови на картине. — Не удается пока закрыть вопрос о гениях и злодеях.

Дядька отскочил к другой картине. Андрей тоже естественным образом приблизился к «Св. Иеремия».

— А вот скажи-ка, брат, — с серьезным видом, не выдавая ёрничества, снова обратился он, и снова по-русски, к растерянному и вспотевшему по всему периметру лысины господину. — Как думаешь, часто бил Св. Иероним себя этой палкой, чтобы не заснуть во время перевода Библии? — Андрей указал на картине палку и для наглядности объяснения стукнул себя легонько тростью по голове.

Ужас на лице толстого господина нельзя передать словами. Он засеменил к выходу, толкнув по пути тоже не худощавую даму, которая от возмущения чуть не ударила его зонтиком.

— Ну вот, — засмеялся Андрей, обращаясь уже к даме, — а еще говорят, что высокое искусство может быть доступно каждому и облагораживать всякого простого человека. Ничего, не беспокойтесь, мы с вами изгнали торговца из Храма. Только и всего-то. Как принято из века.

«Ну все, хватит куражиться — подумал он. — Все же я в «Кафедрале». Нужно насладиться этим дорогим сердцу воздухом европейских соборов.»

При выходе в сувенирной лавке наш герой купил за 8 евро замечательный подсвечник: резьба по дереву, покрытому бронзовой краской, изображала четырех рыцарей, расположенных по кругу, и сверху медная чаша для свечи. Он любил зажигать свечи!

Следующий пункт экскурсии — Дворец великих магистров. Андрей заглянул в брошюру: построен тоже великим Кассаром, примерно в то же время, что и Кафедральный Собор, при ля Кассьере. Здание занимает целый квартал. Весь фасад, хоть и величествен, но строг. Только два арочных прохода в стиле барокко имеют украшения. Эти арки ведут во внутренние дворики. Один из них называется Двором Нептуна, т. к. в нем стоит бронзовая статуя бога морей. Статуя стоит под сенью вековых лип и в тени одной из них Андрей углядел небольшую скамейку, на которую незамедлительно присел. Силы нужно беречь… Необходимо также сбросить неудовольствие, вызванное большой шумной экскурсионной группой американцев, зашедших во Дворец перед носом Андрея. «Хозяева мира», видимо, решили припасть к алтарю нестяжательства, благочестия и личной бедности.

Есть пауза, чтобы почитать верину книгу в той ее части, где в разной связи упоминается Гомпеш. Он не любил работать с историческими материалами бессистемно и наспех. Но Верочка дала задание лишь прочувствовать и понять по портрету характер этого человека — барона и магистра. Текст был насыщен подробностями, множеством официальных депеш того сложного и запутанного времени рубежа 18–19 веков, когда ситуация в Европе была противоречивой, быстро меняющейся, двусмысленной и ускользающей от анализа. Сама Вера Яновна называет в книге этот период «театром абсурда».

«Ну и какой же будет портрет этого парня? Да такой же сумбурный. Орден погибает. Наполеон набирает силу. Кому служить? Англии, России, Франции? Или родной Австрии? Или лавировать между ними, чтобы сохранить Орден, свою власть или даже жизнь?!»

Андрей Петрович пытался из клубка событий и людей вытащить главную нить, «Нить Ариадны», путеводную «Нить Накала». Примерно в этом была суть работы Веры Яновны с ее сложнейшей «матрицей». Многоструктурной, многоуровневой и крайне обширной. Да, но у нее есть ключи Знаков, Совпадений, Слов. Он предположил, что она клубок пространства и времени преобразует в плоскостную паутину из миллиардов нитей, затем помещает эту паутину в свою матрицу и начинает «колдовать». Нет, он, наверное, приписывает ее методику своему методу, который он в шутку назвал «О! Гол. Телым. Сюрреализмом». Еще в период аспирантуры Андрей говорил Сергею и Ольге, что, изучая исторический объект (он называл его телом), любит разрывать логические связи, заменяя их субъективными ассоциациями. Цепляясь, конечно, за ключики Знаков, но рожденных изнутри, из собственных ощущений, и лишь проявленных предметно. Однажды он высказался об этом профессору. Г.Н. очень внимательно взглянул на молодого человека и медленно произнес: «Я хорошо понимаю тебя, Андрюша. Проблема лишь в том, что такое умение Видеть может порождать видимую достоверность. Хотя… твой Дар может быть настоящим. Посмотрим. Все ведь неоднозначно…».

Андрей закрыл книгу и еще раз подытожил: «В 1798 году Мальта сдана Наполеону. Рыцари разбегаются по Европе. Часть направляется в Россию под крыло Павла I, желая видеть его великим магистром. У Гомпеша нет авторитета среди рыцарей. Он сбегает в Триест. А почему не на Родину, в Австрию? Он ведь барон, там имеет кое-что. И почему умирает в последствии во Франции, нищим?! И вот еще: идея переориентации Ордена на Россию и назначение императора Павла I магистром родилась в кругу австрийских рыцарей! Да еще и Богемия, и Неаполитанкое королевство ведут свою игру. Игру ведет и лукавый российский посол в Неаполе Андрей Италийский… Гомпеш, бедный Гомпеш, как тебе выполнить долг перед Христом, Римом и Орденом?!».

Андрей посмотрел на свою трость. Взял ее нужным образом.

«Лучше всего трость, как индикатор биолокации, работает (исключая, естественно, живую материю) с предметами, носящими в себе большой энергетический заряд. Например, очень дорогая для человека вещь. Меч, нательный крест…»

Тут ему вспомнились, буквально две строчки из книги о том, что Наполеон вывез с Мальты меч и кинжал ля Валетта, тьму сокровищ, библиотеку, которая при перевозке затонула.

«Это какой-то Знак?! Но меч Гомпеша не был прославлен в боях… Держал ли он в руках Укладку? Если держал, то ему была известна ее Сатанинская сила и с портрета можно что-нибудь «скачать»… А Наполеон? Почему я вспоминал о нем неоднократно? Есть ли связь с Гомпешем? Биолокация… Неужели к Наполеону потянется нить накала?»