Виктор разом обернулся, изготавливаясь к бою. Хорошо хоть сдуру не пальнул, а то весело было бы. Примерно в шестидесяти шагах стоял солдат. Как и положено — в зеленом мундире с красными отворотами и треуголке. Стоит с карабином в руках, направленным в сторону Виктора. Нет, он не целится, чтобы уж совсем не провоцировать на ответные действия, но, очевидно, готов к любому повороту событий. Судя по отворотам и галунам на форме, это драгун, у пехоты цвета серые.

Понятно. Стражники несут службу по обеспечению законности в городах, а вот на дорогах и просторах страны этим все больше занимаются армейцы или боевые холопы, снаряженные боярами. Но тут земли государственные, а у великого князя боевых холопов отродясь не водилось, на то у него раньше была дружина, а теперь регулярная армия имеется. Ну то есть как регулярная — пока в зачаточном состоянии, переходное такое положение от дружины к полноценной армии. Во всяком случае, большая часть конницы — посадская, а пехоты — стрельцы.

Времени на размышления оставалось немного. Либо донес кто, что здесь, у реки, частенько палят из огнестрела, либо солдаты сами услышали звуки выстрелов и поехали проверить. Как бы то ни было, Виктор также направил оружие в сторону солдата и, как и он, не стал брать противника на прицел, словно говоря, что готов постоять за себя, но на рожон не полезет.

— Чего тебе, служивый?

— Ты бы карабин-то положил на землю.

— Коли хочешь поговорить, то я готов, а вот оружие не положу. Да ты не серчай, служивый. Почем мне знать, что ты не тать, надевший на себя честный мундир? Тем паче, я так думаю, тут вас ну никак не меньше пяти и остальные меня сейчас выцеливают.

— Умен. Но ствол от меня отверни.

— Так и ты не целься. И парням скажи, пусть выходят, мне все равно со столькими не справиться.

— Ребята, выходим.

А ничего так, грамотно обложили. Да будь Виктор даже Верной Рукой (это тот, который друг индейцев), ни за что их не положить. Впрочем, это если изображать из себя неподвижного и стойкого оловянного солдатика, чем здесь грешат очень даже многие. Он-то подобных предрассудков лишен начисто. Нравится кому-то изображать из себя ростовую мишень — милости просим, вот только ответной любезности от Волкова нипочем не дождетесь. Ему, конечно, по голове прилетало уже не раз, но все же удалось не заболеть на эту столь важную часть человеческого тела.

— И что дальше, служивый? — Видя, что его перестали держать на прицеле, Виктор спустил курок на предохранительный взвод и забросил ремень на плечо.

— Да-а, задал ты нам задачку. Нет чтобы татем оказаться… Сейчас как положено стрельнули бы — и вся недолга. А теперь разбираться надо.

— Ага, да еще и в начале патрулирования.

— А ты почем знаешь, что в начале?

— Утро и от града недалече. Так чего тут думать-то?

— И то верно. Ладно, садись на свою конягу — и поехали в приказ. Пусть там разбираются, кто ты есть. — Вообще-то называть боевого коня «конягой» драгуну не пристало, ну да бог с ним.

Когда они уже неспешно пылили по дороге, Виктор спросил:

— А чего вы всполошились? Донес кто?

— Нет. Мы сами выстрелы услыхали. Ты прости меня, мил человек, коли обижу, но личико у тебя распахано — любо-дорого смотреть. Вот так взглянешь, и сразу казнь на лобном месте мерещится.

— Гадаешь, не тать ли я часом?