— А ты у них спроси, — подначил Кижуч. — Высокий, белобрысый, и ничей не родственник — просто мечта, а не самец!

Главные люди лоуринов подались в сторону, оставив Юрайдеха лежать на земле. Девушки окружили его плотным кольцом и начали негромко спорить. Они бы, наверное, договорились промеж себя, но из-за ближайшего вигвама показались трое молодых женщин-воительниц, вооруженных палками. Небольшая толпа пришла в возбуждение, послышались крики…

То, что последовало дальше, можно было, наверное, сравнить с дракой между троянцами и греками из-за тела погибшего героя. Правда, одна сторона была многочисленной и безоружной, а другая наоборот. Уступать никто не хотел — шум, визг, крики…

Вождь и старейшины уселись на бревна у Костра Совета и принялись старательно делать вид, что ничего не замечают. Как это ни странно, но в битве победили гражданские — они сплотились перед лицом общего врага. Исцарапанным и растрепанным воительницам пришлось убраться «несолоно хлебавши». Победительницы подняли свой приз и стали осторожно транспортировать его в сторону «дома воина». Семен успел заметить, что Юрайдех, похоже, очнулся и, не долго думая, запустил руку кому-то под подол. Раздался довольный визг.

— Чтоб я так жил! — завистливо сказал Медведь.

— Да-а, — поддержал коллегу Кижуч. — Если бы молодость знала, если бы старость могла…

— Не туда смотрите, старейшины, — прервал их беседу вождь. — Похоже, дождались!

Медведь и Кижуч вслед за Бизоном задрали головы вверх — парень-дозорный на скале отчаянно жестикулировал. Бегло читать язык жестов Семен так и не научился, но в чем тут дело, понял сразу — на подходе первое стадо весенней миграции животных. Для степных охотников начинается страда…

На другой день утром Семен обнаружил на территории поселка лишь одну половозрелую особь мужского пола — старейшину Кижуча. Впрочем, в «ремесленной слободке» тоже, наверное, кто-нибудь остался, включая Головастика, ни на что, кроме художественного и технического творчества непригодного по причине близорукости. Кижуч не сидел и не стоял у Костра Совета, а почти танцевал — махал руками, поворачивался, крутил головой, приседал. Таким образом он общался с дозорным на скале, а через него — с ушедшими в степь бригадами охотников, разделочников и носильщиков. Их действия нужно было координировать и, кроме того, вести учет убитых животных, дабы не превысить возможности утилизации добытого мяса.

— Уф-ф! — сказал старейшина, вытирая трудовой пот со лба и усаживаясь на бревно. — Вроде бы дело пошло — за Черепахой уже бьют, а на Голубом озере ребята успеют вовремя. Ты чего такой хмурый?

— За парня переживаю, — честно признался Семен. — Как он там?

— Юрайдех? — удивился Кижуч. — А что ему сделается? Если только девки насмерть затрахают! Впрочем, я в его годы…

— Знаю-знаю! — прервал. Семен много раз слышанную ностальгическую похвальбу. — В его годы тебе вообще спать некогда было. Хочу зайти к нему…

— Да зайди! — глумливо ухмыльнулся Кижуч. — Вам — Первозверям — закон не писан! Думаешь, и тебе что-нибудь осталось?

Отец воина в очередной раз хотел поинтересоваться, почему сына признали этим мифическим животным, и в очередной раз не решился, а побрел к стоящему на отшибе вигваму. По дороге он с немалым удовлетворением отметил, что, похоже, все женское население поселка под руководством толстой Рюнги трудится на подготовке хранилищ к поступлению свежего мяса. «Все хорошо, все правильно, — размышлял Семен. — Откуда же у меня такое дурацкое чувство… Или предчувствие… То, что оно есть, — это факт, но зачем и почему — непонятно совершенно».

— Ты здесь?

— Да.

Семен приподнял входной клапан и нырнул в полумрак жилища. Пространство между потухшим очагом и стенами было завалено скомканными шкурами, резко пахло мужскими и женскими выделениями. Совершенно голый Юрайдех сидел, скрестив ноги, и широко раскрытыми глазами смотрел куда-то в пространство. Семен опустился на корточки, заглянул в эти невидящие глаза и содрогнулся — ужас, тоска, призыв. При этом он совершенно отчетливо почувствовал, что дело не в парне, он-то как раз в полном порядке. Просто он как бы смотрит в окно и видит там что-то тяжелое и крайне неприятное. Семен не решался прервать эту медитацию довольно долго, а потом вздрогнул — из далекого далека донесся рев мамонта.

— Тобик пришел, — улыбнулся Юрайдех. — Извините, Семен Николаевич…

— Не извиню, — буркнул Семен. — Говори!