Он хмыкнул.

– А если не найдем?

– Тогда нас не просто выгонят из полиции, – сообщила она, – но еще и перед судом встанем, как Сивки-Бурки перед травой. За незаконное проникновение, взлом, кражу…

Он повторил с удовольствием:

– И даже кражу?.. А изнасилование можно приписать, чтобы все в участке завидовали?

Я обронил:

– Общественность постарается. Сейчас же везде произвол полиции. И властей… Кстати, кто у нас президент?

Синенко сказал бодро:

– Что ж, пропадать, так с музыкой… Я за.

Она поморщилась.

– Никогда не понимала этой мужской спеси. Значит, рискнем?

– Если этот тип даже тебя убедил, – ответил он, – то меня легче. У нас и самцовая солидарность, и эта, как ты говоришь, безголовость насчет риска… Поехали!

Она медленно пустила машину в крайнем правом, все еще не до конца уверенная, но на лице злость и жажда рискнуть крупно и бесшабашно проступают все заметнее.

– Да, – сказала она с вызовом, – да, я готова!

– А я готов всегда, – ответил Синенко за нашими спинами. – Как пионер, что готов всегда и на все.

Она буркнула:

– Когда человек готов на все – как-то страшно. Когда на все готов полицейский – даже и не знаю…

– Будет трудно, – заверил я с оптимизмом. – Но ты же любишь трудности?

– Нет, – отрезала она. – Не люблю!

– Женщина, – протянул я разочарованно. – Нет в вас романтики и священного безумства и жертвенности во имя чего-нить там. А это так прекрасно и возвышенно! А вы… ты тоже приземленная?