Это сильно хуже. Очень сильно.
От мамы веет ужасом, я чувствую его слишком явно, меня сносит этими волнами, пока она пару секунд смотрит на нас, а потом, словно ожив, отворачивается и цепляется пальцами в волосы.
— Что происходит… — шепчет она, а мы все еще не можем пошевелиться. Господи, нам так крышу снесло, что мы даже не закрылись в комнате… Два идиота, прямо в гостиной! Я чувствую тяжелое дыхание Ярослава, а у самой сердце лупит в ребра так сильно, что умереть от этого можно. Мне не то что неловко, мне просто невыносимо! И я просто вжимаюсь в Ярослава, надеясь спрятаться в его объятиях от всего мира.
Мама уходит на кухню и что-то бормочет, и мы в секунду вскакиваем и натягиваем на себя и друг на друга разбросанные по комнате вещи.
Да уж, так себе занятие после секса…
Меня трясет от страха и ужаса, и когда мы наконец одеваемся, я с ужасом смотрю Ярославу в глаза.
— Что будем делать? — шепчу ему.
— Сдаваться пошли, — кивает он на кухню, намекая, что нужно пойти туда за мамой.
Я тут недавно говорила, что взрослая… Так вот, ни капли я не взрослая! Не хочу и не буду! Хочу спрятаться под кровать от того, насколько же мне страшно.
— Не пойду, — говорю почти беззвучно, и делаю пару шагов назад.
— Нет, Маш, надо вместе. Один я там буду выглядеть так, как будто тебя заставил. А я меньше всего хочу думать о том, что так и было. Так же не было? — спрашивает меня, притягивая к себе за шею.
Что? Нет конечно, боже… Я же сама хотела, всегда хотела. Да и не четырнадцать же мне! Что за чушь.
— Пошли, — решаюсь, потому что очень хочу поддержать Ярослава. Да и натворили мы вместе, а значит, и разгребать надо вместе.
Мы идем на кухню держась за руки и застаем маму за столом. Она держит руки в замке, уложив на него подбородок, и смотрит в окно абсолютно пустым взглядом. Мне становится так страшно… И стыдно. Просто от того, что она свидетелем занятий сексом ее дочери.
— Мам… — зову ее, но Ярик меня тут же перебивает.
— Лен, спрашивай с меня, за все готов ответить, — говорит он, и я смотрю на него. Только что же говорил, что оба должны отвечать, а сейчас что? Странный…
— Дети, — говорит она хрипло и поворачивает голову к нам. Взгляд сразу падает на наши сцепленные руки, а через пару секунд возвращается к лицам. У нее в глазах слезы, и мне так стыдно за них, как никогда раньше. — Ну как так, дети? Ну зачем?
— Лен, я ее люблю, — пожимает плечами Ярослав, говоря это так просто, словно он репетировал перед зеркалом по меньшей мере год. Че-го? Любит? О боже… обожеобожеобоже… Я сейчас в обморок упаду.
— И ты любишь? — спрашивает она меня. Киваю. Господи, конечно да! Конечно! Я бы ни за что не поступила бы так, если бы не чувствовала все то, что чувствую сейчас.
— Мам, прости…