— Это можно изменить, — сказала Мара.
Возможно, блокировка письма тоже находится в ведении науки, подумал Фред, но углубляться в эту тему ему совсем не хотелось.
Мара показала на западную часть неба.
— А черепаху видишь? Ну, разве она не чудецная, с круглым панцирем?
— Панцирь, — повторил Фред. — Броня, танк. Нет, не поэтическое слово.
— Ты поэт.
— Сплаваем круг? — спросил Фред. — Жарко.
От холодной озерной воды в голове у Фреда прояснилось, а у Мары она пробудила чувство голода. Они уселись за стол перед хижиной, выпили свежей родниковой воды и перекусили. Мара сказала, что ей нужно записать еще некоторые наблюдения. Не возражает ли Фред, если она еще немного здесь посидит? Фред не возражал. Он тоже взял в руки блокнот.
— Я думала, ты не пишешь, — сказала Мара.
— Я и не пишу. Максимум пару заметок.
Фред слышал, как шариковая ручка Мары снует по бумаге. Он и не думал о том, чтобы писать, он и всегда-то мог писать, только когда был один. Или один в толпе, то есть в поезде или в кафе. Однако Фреду приятно было сидеть рядом с Марой, и, чтобы занять себя, он записывал то, что приходит в голову. Например: «Несмотря на летнее тепло, иной раз кажется, что кровь стынет в жилах. Застаивается. Это прагматизм. Приспособление к данности + потеря мечты. Или мы просмеиваем мечты? В зрелые годы все мы становимся холоднокровными животными».
Фред уставился на озеро.
— Ма-а-а-ара?
Мара дописала фразу и только потом подняла глаза.
— Да?
— А рыбы — холоднокровные? И что это вообще такое — холоднокровные?
— Холоднокровные — это устаревший термин. Теперь мы говорим
— Очень практично.
— Да.
— А у рыб есть чувства?