«Езжай с Богом, родной, езжай с Богом, любовь моя», – надрывно поет на прощание Конни Фрэнсис в песне, которая так трогала каждую клеточку моей души, сама не знаю, почему, еще с детства. Но как я могу посылать к Богу такого убийцу, зная: прежний идеалист умер, родился хладнокровный мститель; сознавая, что от популярного лидера ничего не осталось – вместо него появился безжалостный воин, не способный на сочувствие?
Знаю только, что я всего лишь беспомощная женщина, и с этого момента Пабло постепенно станет мне чужим, с каждым днем будет все меньше принадлежать мне, все больше отдаляясь, пока не окажется недосягаемым. А его стремление защитить себя сделает его еще более беспощадным, жажда мести будет намного безжалостней… Впредь каждый его труп коснется и меня, и эта ноша, возможно, – мое единственное предназначение.
Кокаиновый блюз
После убийства Родриго Лары Бонии происходят сотни задержаний и рейдов, самолеты, вертолеты, яхты и роскошные автомобили конфискуют. Впервые в истории Колумбии каждого в городе, кто водит «Мерседес» или «Феррари», задержат как подозреваемого; оскорбляя и грубо обыскивая, полиция в приказном тоне заставит водителя выйти из машины, на этот раз не поможет даже всем известная крупная взятка, повсюду армия. Колумбийцы, которые платят налоги, гордо утверждают, что страна наконец-то меняется, исчезнет коррупция. Больше терпеть уже было невозможно, имидж Колумбии опустился ниже некуда, страна уже стала похожа на Мексику. Крупные боссы в панике убегают, по слухам, куда-то в Панаму, вывозя свои деньги, чтобы гринго их не конфисковали. Всем уже известно: США вторгнутся к нам, чтобы построить морскую базу на побережье Тихого океана. Так как Панамский канал высыхает, нужно искать другие альтернативы, открыть Дарьенский пробел[104], построив Панамериканское шоссе от Аляски до Патагонии и еще одну военную базу на Атлантическом побережье, такую же, как Гуантанамо. Партизаны уже настолько сильны, что все соседние страны (какой позор!) говорят, что становятся похожими на Колумбию. Нация в огне, обстановка накаляется. Всем известно, что законопослушные граждане – за постройку обеих баз, а 60 % тех, кто против, – наркоторговцы или коммунисты.
За несколько недель моя жизнь превратилась в настоящий ад. Каждые полчаса звонит какой-нибудь незнакомец, не отваживавшийся высказать свои претензии Пабло. Слова на том конце трубки похожи на те, что Пабло шептал мне на ухо перед зеркалом в ночь с «береттой». Со временем я привыкаю к оскорблениям и угрозам, дни проходят в неведении, от Эскобара ничего не слышно. Я уже перестала плакать, становлюсь сильнее и думаю: так лучше, этот убийца не подходил мне. Пусть он остается в Австралии и растит овец, оставив в покое колумбийцев, самый хороший и трудолюбивый народ на свете.
Так как жизнь коротка, а в памяти остаются только прекрасные воспоминания, в подтверждение тому, что Пабло меня уже не волнует, я уезжаю в Рио-де-Жанейро и Сан-Сальвадор-де-Баия с Дэвидом Меткалфом, чтобы попробовать
Дэвид выглядит потрясающе в своем курортном костюме, блейзерах с Сэвил Роу, в розовых, коралловых, желтых и песочных штанах, как на Палм-Бич. В прекрасном городе, наводненном разными чудесами, я дефилирую во всевозможных парео и бикини, которые купила в Италии, ощущая себя девушкой из района Ипанема, созерцая сияющий под небесами Лагоа, усеянный звездами ночного Рио-де-Жанейро. Я не танцую самбу, так как член клуба «White’s»[110], высотой под два метра, на двадцать два года старше меня, возможно, и пил кайпиринью за кайпириньей, но наотрез отказывается танцевать самбу, сальсу, регги и вальенато «под все эти испанские мотивы», сочиненные латиноамериканцами моего поколения. На несколько дней я чувствую себя словно в раю. Наконец-то, пролив море слез из-за Пабло, оплакав нашу страну, я вижу, как жизнь снова улыбается мне.
Пару месяцев спустя все возвращается на круги своя. Говорят, что Организация американских государств[111] поддержала Колумбию в противостоянии экспансии США, потому что нам хватает и Гуантанамо, а две американских базы не способствуют стабильности полушария. Да и кто поддержит европейских экологов, если тропическая сельва Дарьена разрушается, в то время как империалистические интересы прикрываются риторикой свободной торговли! Вся страна без исключения: партизаны, студенты, рабочие, средний класс, буржуазия и обслуживающий персонал – радуется, что американцы остались с носом, и им не удалось воплотить задуманное в жизнь. Крупные предприниматели вновь возвращаются в страну, снова вставая во главе банков, сетей аптек и футбольных команд.
Кто как не Хильберто Родригес Орехуэла, почетный коллега Пабло, владелец десятка журналов, знает правду о том, что с ним происходит? Слава богу, Родригесы – не враги, а друзья бюрократической и политической элиты. Их руки не запятнаны кровью, они не пытают людей. Пусть и ходят слухи, что много лет назад они участвовали в похищении швейцарцев в Кали, но это было давно и неправда. Хильберто хранит свои деньги не в бочках под землей, в отличие от Пабло и El Mexicano, а в собственных банках, он не убивает министров, а приходится хорошим другом Белисарио Бетанкуру. Его называют «Шахматистом», потому что он обладает незаурядным умом, не как у серийного убийцы. В Боготе Хильберто одевается не в бежевые льняные вещи, а в одежду темно-синего цвета, ходит не в кедах, как Педро «Наваха», а в ботинках от «Bottega Veneta», он похож на Джона Готти[112]. В последнее время мои сослуживцы шепчутся: когда владельцы «Транкиландии» понесли потери в миллиард долларов, Хильберто Родригес стал самым богатым человеком Колумбии.
Родригес все больше времени проводит в Боготе. Каждый раз, приезжая, он приглашает меня подняться в офис «Grupo Radial», чтобы я обо всем ему рассказала. Дескать, он простой человек из провинции и не особо в курсе происходящего в столице. Ясно, что Хильберто обо всем осведомлен, так как три его лучших друга – Родольфо Гонсалес Гарсия, Эдуардо Местре Сармьенто и Эрнан Бельтс Перальта – сливки колумбийской политической элиты.
Хильберто звонят все парламентарии долины Каука и большинство из других департаментов. Он разговаривает с каждым по десять-пятнадцать минут. Их имена проносятся мимо ушей, пока я наблюдаю за ним с дивана, стоящего напротив письменного стола. На самом деле Родригес хочет показать мне, что он элегантный, популярный и могущественный, покупает министров и сенаторов десятками, а мой любовник – простой беглец от правосудия, и сейчас уже не правит на колумбийском троне. Никому из тех, кто звонит и просит денег (которые являются единственным поводом для любого звонка), Родригес не отказывает. По его словам, своим друзьям он отдает сто процентов обещанного, а тем, кто против него, накидывает десять процентов. Тем, чью цену он уже знает, обещает, что оставшуюся часть пришлет позже. Президенту Альфонсо Лопесу Микельсену[113], которого Хильберто обожает, так как тот, по словам Родригеса, «самый потрясающий, совершенный и испорченный ум страны», он дарит билеты до Европы в первом классе. Президент Лопес и его жена Сесилия Кабальеро всегда путешествуют в Лондон, Париж и Бухарест, делая инъекции прокаина у знаменитого геронтолога Аниты Аслан, чьи пациенты славятся превосходным состоянием здоровья, бодростью и прекрасным внешним видом.
Хильберто истинный коммунист. Когда он был ребенком, его семья скрывалась от жестокости консерваторов родного города Толима (рисового и кофейного региона), обосновавшись в конце концов в сахарной долине Каука. В отличие от Эскобара и Очоа в Антиокье, в долине вся полиция и службы безопасности с армией принадлежат Родригесу. Мы с Хильберто обсуждаем все, но никогда не называем Пабло, даже если речь заходит о «Гернике» Пикассо или произведении Неруды «Новая песнь любви Сталинграду». Эскобар и Родригес – две противоположности. Когда Пабло видит меня, у него в голове только одно – снять с меня одежду – восьмичасовые разговоры будут потом. Когда Хильберто смотрит на меня – наоборот: ему представляется лишь девушка Эскобара. А когда я смотрю на Хильберто, то думаю только о конкуренте Пабло.
Если Эскобар – вечная драма, то Хильберто – комедия, как заклинатель змей или коробка с сюрпризами. Одной ногой в итальянском ботинке – в нелегальном мире, а другой – в политической элите. Время от времени мы оба говорим на одном языке, нам не только нравится веселиться вместе. Богатый человек и знаменитая красавица, мы оба в курсе происходящего в стране, каждый уважает стремления и проблемы другого, сочувствие наше обоюдно.
– Как кому-то могла достаться такая красавица, королева, богиня? Ты заслуживаешь предложения руки и сердца, чтобы тебя каждый день задаривали подарками и навсегда забыли про остальных женщин! Подумать только, я уже женат… на ведьме! Это, как жить с Кидом Памбеле[114], каждый день получая удары кулаком, или с Пеле[115], что пинается по ночам! Моя королева, ты даже представить себе не можешь, каково ежедневно выносить эту бестию. Она приносит одни огорчения, а общество и другие банкиры ведут себя со мной как с изгоем. Слава богу, ты понимаешь меня. Богатые тоже плачут, не думай, что все так просто. А вот с тобой – словно в тихой заводи!
Ключевое различие Пабло и Хильберто – человек, которого я все еще люблю и по которому так скучаю, всегда знал, на что я способна. Пабло не задевает мой интеллект, он рассыпается в комплиментах только, когда видит, что я, страдая из-за него, совсем скисла, никогда не осмеливаясь признаться в этом. Он категорически не принимает поражений, ни от кого, даже от любимой женщины, не говорит плохо о своих союзниках – только о сторонниках Галана, его заклятых врагах. Всегда посылает на следующий день сто процентов обещанного товара и никогда не просит расписку, не болтает впустую и всегда бдителен, прежде всего потому, что нам обоим всегда чего-то не хватает. Мы стремимся, чтобы все было по высшему разряду: всего должно быть в тысячу раз больше, в избытке, по максимуму. Все в нашем мире: отношения, фразочки, разговоры – глобально, мы оба одинаково незатейливые и земные, мечтатели и карьеристы, невыносимые и ненасытные, но единственная проблема – два моральных кодекса, которые вечно противостоят друг другу. Я утверждаю, что жестокость эволюции до сих пор меня пугает, поэтому Бог Сын спустился на Землю, чтобы научить нас сочувствию. После продолжительной дискуссии убеждаю Пабло, что настоящее должно длиться сто лет, ведь для главного персонажа в истории, подобного ему, очень опасно жить, постоянно руководствуясь традиционными определениями чего-то нереального, не пытаясь анализировать причины и предвидеть последствия. Мы с Пабло то и дело спорим, удивляем, подталкиваем и противостоим друг другу, оба возмущаемся, доходя до предела, возвращая другого к реальности, заставив его на мгновение почувствовать себя всемогущим земным богом, для которого нет ничего невозможного. Ничто в мире не льстит эго больше, чем встреча с кем-то своего уровня, при условии, что он противоположного пола, особенно когда один из двух, трепеща, заключает в объятия другого.
Однажды ночью Хильберто Родригес приглашает меня отпраздновать историческую победу «Америка де Кали», футбольной команды его брата Мигеля, любезного, серьезного и благородного человека, без намека на очаровательную хитрость, характеризующую его старшего брата. Инстинкт мне подсказывает: он также не страдает различными интеллектуальными исканиями Хильберто, в основном художественного или экзистенциального характера, скорее его ум занят историческими и политическими коллизиями, как у Пабло. Я беру интервью у Мигеля Родригеса, поговорив с ним пару минут, оцениваю его реакцию на мое присутствие. Уверена: разговорчивый Хильберто уже рассказал ему обо мне. Мы позируем для фотографов. Потом я знакомлюсь с детьми Родригеса от первого брака, все очень радушно меня принимают; при прощании он настаивает проводить меня до машины. Убеждаю: в этом нет необходимости, так как, увидев мой «Mitsubishi», семья Родригес зафиксирует победу, которой им недоставало.
– Какая прелестная у тебя машина, моя королева! – триумфально восклицает Хильберто, словно перед ним – Rolls-Royce «Silver Ghost».
– Не говори глупостей, это не карета Золушки, а машинка журналистки, колумбийской трудяги «Grupo Radial», и к тому же… думаю, пора тебе признаться… размеры моего сердца нельзя сравнить с гаражом, скорее – с ангаром. На самом деле… с тремя ангарами, а не одним.
– Ооооох! И кто же сейчас занимает этот тройной ангар, королева?
– Тот, кто на данный момент в Австралии и вскоре вернется.