Однако проблема прошлого многих богачей – преступления, на которые они готовы пойти сегодня и завтра, чтобы скрыть былые ошибки или неосмотрительность. Напуганная разоблачением Пабло Эскобара, Марго Риччи уничтожила все копии программы со свалки и сообщила мне, что ничего не желает слышать о нас с Пабло. Мы продаем телестудию, уже без долгов, ее парню Хайме, добродушному человеку, который вскоре умрет. Марго выйдет замуж за Хуана Госсаина, директора «RCN» (радиосеть, принадлежащая магнату, производителю газированных напитков, Карлосу Ардиле, чья жена когда-то была замужем за Анибалом Турбаем).
Колумбийский Робин Гуд уже научился манипулировать прессой, конкурируя со мной на обложках и купаясь в лучах новообретенной славы. Когда похищена Адриана, дочь Луиса Карлоса Сармьенто, финансового и строительного магната, я прошу у Пабло предоставить ему тысячную армию. Это – не только дело принципа. Пабло должен отдать долг и отблагодарить порядочных и более могущественных персон из правящих кругов. Очень возбужденный, Луис Карлос сообщает, что переговоры по освобождению его дочери уже сдвинулись с места, он всю жизнь будет признателен за великодушный жест кандидата Эскобара.
Жизнь Пабло полностью перевернулась в день, когда президент Бетанкур назначил министром юстиции Родриго Лару, торговца землей, партнера Эваристо Порраса, трижды выигравшего лотерею «Эль Гордо». Внезапно высокопоставленный чиновник обвиняет Эскобара в наркоторговле и связи с «MAS». Его последователи говорят, что Бетанкур их предал, и требуют от Эваристо в республиканском Конгрессе чек на миллион песо. Министр делает ставку на движение Луиса Карлоса Галана «Новый либерализм». Вереница событий несется, как локомотив. Палата представителей снимает с Пабло парламентскую неприкосновенность, судья в Медельине выдает ордер на арест по подозрению в убийстве двух агентов департамента безопасности, американское правительство аннулирует туристическую визу Пабло, а колумбийское – конфискует животных из его зоопарка, потому что они доставлены контрабандой.
Это порядком надоедает Эскобару, он выкупает всех зверей обратно через подставных лиц. За исключением Очоа и El Mexicano, ни у кого в бедной стране нет пастбища или ветеринара для тысячи экзотических животных, и уж точно, собственных рек, источников воды для слонов и двух дюжин гиппопотамов, почти таких же крупных, как их владелец.
Пабло умоляет меня не беспокоиться о его проблемах, пытаясь заверить, что его жизнь всегда была такой беспокойной. Или он – гениальный актер, или невероятно уверенный в себе человек. Я точно не сомневаюсь: он потрясающий стратег, у него практически неисчерпаемые ресурсы для самозащиты и молниеносных контратак, ведь деньги льются рекой. Никогда не интересовалась, как их «отмывают», но иногда, замечая мое беспокойство, Эскобар намекает на размеры своего состояния. У него более двухсот роскошных квартир во Флориде, стодолларовые купюры, спрятанные в бытовых приборах, прибывают кипами на взлетно-посадочную полосу асьенды «Наполес». Наличных, поступающих в страну, хватит на финансирование всех президентских кампаний любых политических партий до 2000 года.
Вскоре после выдачи ордера на арест Пабло практически уходит в подполье. Необходимость ощущать рядом чье-то присутствие увеличивается по мере того, как активизируются слежка и прослушка телефонов. А поскольку мы никому ни о чем не распространяемся, то все больше нуждаемся в том, чтобы слышать голос любимого собеседника. Теперь каждую встречу необходимо тщательно продумывать. Мы уже не можем видеться каждые выходные и уж тем более в отеле «Интерконтиненталь».
По прошествии месяцев я почти полностью доверилась Пабло. А также стала замечать, что его с Сантофимио речи стали воинственней. Уже неудивительно услышать, как в моем присутствии Сантофимио произносит:
– Войну нельзя завершить вничью, Пабло, есть только победители и побежденные, нет наполовину проигравших или выигравших. Чтобы действовать эффективно, ты должен срубить много голов или, во всяком случае, – самые главные.
Эскобар отвечает:
– Конечно, доктор, если они продолжат все портить, мы должны будем всыпать им хорошенько, чтобы заставить нас уважать.
Во время поездки в департамент Толима (Родина и политический малый фронт Сантофимио) тот вдруг обнимает меня в присутствии местных лидеров, ставя в неловкое положение. Но когда крупные землевладельцы уходят, кандидат словно перевоплощается. Напустив на себя деловой вид, просит помочь ему убедить моего любовника увеличить вклады в его кампанию: денег, которые дает Пабло, ни на что не хватает. А он единственный кандидат в сенаторы и президенты, который гарантирует Эскобару не только «потопить» договор об экстрадиции, но и полностью стереть прошлое.
Вернувшись в Медельин, я просто вне себя. Пабло даже не успел меня поцеловать, а я уже начинаю подробно описывать события последних двух недель голосом, являющим собой кульминацию разоблачений, доносов, обвинений и риторических вопросов:
– Я организовала вечер с участием руководителей всех известных районов Боготы, впустив в свою квартиру пятьдесят любопытных зевак, чтобы собрать средства для кампании Сантофимио, только потому, что ты попросил меня об этом. После одиннадцати вечера пришел Сантофимио. Задержавшись на пятнадцать минут, он поспешно ушел и на следующий день даже не позвонил поблагодарить. Этот тип – настоящая свинья, неблагодарный и фальшивый! Бедный народ для него ничего не значит! Он покончит с твоим идеализмом, и ты станешь похож на него! Здесь, на твоей земле, перед твоими людьми он никогда бы не осмелился обнять меня публично, так, как сделал это в Толиме! Неужели ты не заметил, какую цену мне приходится платить, ставя свою незапятнанную репутацию на службу ваших интересов. И все это для того, чтобы теперь один из этих Яго[77] (если ты, конечно, знаешь, кто такой Яго), захотел воспользоваться мной самым подлым образом на виду у провинциальных бандитов, которые думают, что такой бессовестный преступник, как он – бог?
Невидимый занавес, кажется, падает сверху и разделяет нас. Пабло превращается в скалу и неподвижно замирает, словно парализованный. Он изумленно смотрит на меня и садится. Потом, упершись локтями в ноги, обхватив голову и вперив взгляд в пол, говорит мне ледяным голосом, тщательно подбирая слова:
– Вирхиния, с болью в сердце, я должен сказать тебе: этот человек, которого ты называешь неблагодарной свиньей, связывает меня с политической элитой страны – с Альфонсо Лопесом и другими, с Департаментом вооруженных сил и органами безопасности, которые не состоят с нами в «MAS». Я не смогу обойтись без Сантофимио. Именно отсутствие совести делает его труд таким бесценным. Действительно, не знаю, кто такой Яго, но если ты говоришь, что Сантофимио на него похож, так оно и есть.
Мое уважение к Пабло разбивается вдребезги, словно зеркало, в которое только что выстрелили. Раздираемая болью и рыдая, я спрашиваю его:
– Эта канализационная крыса, возможно, намекала, что мне уже пора подыскать другие варианты… потому что ты уже нашел мне замену, любимый? В этом смысл его публичных объятий?
Пабло встает и смотрит в окно, потом, вздыхая, обращается ко мне:
– Вирхиния, мы с тобой великие и свободные люди – мы оба можем рассматривать любые варианты, какие захотим.
Впервые в своей жизни, не задумываясь, что могу потерять навсегда того, кого люблю больше всего на свете, я закатываю сцену ревности. Не контролируя себя, разрывая воздух резкими фразами, я кричу: