Потом сын учительницы начнет вспоминать все детали сентябрьского заговора, когда Мануэла Саэнс, эквадорская любовница Симона Боливара, спасла ему жизнь. Я признаюсь, что со школьной скамьи не вспоминала об этой отважной и прекрасной женщине. Знаю, Пабло никакой не «Освободитель», и любой в здравом уме мог бы только посмеяться над его самомнением и несоответствием грез и амбиций. Но, каким бы абсурдным это ни казалось, в свете ужасов, наступивших позже, я всегда буду благодарна за преданность и сильную любовь, порой чрезмерно идеализируемые. Пока я жива, в моем сердце всегда будет звучать голос Пабло Эскобара. Мне навсегда запомнятся эти семь слов и торжественное мгновение нежности.

В Колумбии любая знаменитость приходится кому-то двоюродным, троюродным или четвероюродным братом. Поэтому меня не удивляет, что однажды ночью, после очередной спортивной инаугурации, Пабло знакомит меня с бывшим мэром Медельина, мать которого – кузина главы семьи Очоа. Пабло зовет его «Доктор Варито». Тот сразу проявляет ко мне симпатию, на мой взгляд, он один из немногих друзей Пабло с видом порядочного человека и лицом интеллигента. Его имя – Альваро Урибе Велес. В 1980–1982 гг. он возглавлял Управление гражданской аэронавигации. Сейчас, когда ему тридцать один, весь мир прочит ему блестящую политическую карьеру, многие осмеливаются предположить, что однажды Урибе даже попадет в сенат. Пабло его обожает.

– Мы с партнерами занимаемся перевозками. Пять тысяч долларов за килограмм тебе обеспечены, – объясняет мне потом Эскобар. – Все это при помощи взлетно-посадочных полос, самолетов и вертолетов. Этот славный парень вместе с заместителем директора Сезаром Вильегасом помог нам оформить десятки и сотни лицензий. Без собственных полос и самолетов мы бы до сих пор возили деньги с продажи кокаина в Боливию в шинах, а чтобы доставить товар американцам в Майами, пришлось бы добираться вплавь. Благодаря ему я знаю все, что происходит в Управлении гражданской аэронавигации Боготы и аэропорту Медельина. Его преемник готов помогать нам во всем, поэтому свои люди в аэронавигационном управлении – одно из обязательных условий, которое мы с Санто выдвинули обоим кандидатам на прошлых выборах. Его отец, Артуро – один из нас, и если однажды кто-то встанет на нашем с Сантофимио пути к председательству, этот парнишка будет моим кандидатом. Несмотря на внешний вид ученика семинарии, он очень смелый боец.

В июне этого года, при попытке похищения «FARC», умирает отец Альварито, а его брат Сантьяго ранен. Так как семейный вертолет Урибе пострадал, Пабло предоставляет один из своих, чтобы перевезти тело из поместья в Медельин. На протяжении нескольких дней он глубоко опечален. Однажды ночью настроение у Пабло – хуже некуда, и он признается мне:

– Правда, наркоторговля – золотая жила, поэтому говорят: «Не бывает бывшего педика или наркоторговца». Но это бизнес для настоящих мужчин, любимая, это – парад нескончаемых смертей. Те, кто называет деньги, заработанные на кокаине, «легкими», ничего не смыслят в нашем мире, не знают, каков он изнутри, как знаешь это ты. Если со мной что-нибудь случится, прошу тебя рассказать мою историю. Но сначала убедимся, что ты в состоянии передать все мои мысли и чувства.

Пабло всегда мучило его странное положение. Он знал своих будущих врагов до того, как они готовились нанести первый удар. Ему было известно все, что произойдет с ним в следующие два года, а также предназначение каждого, кто встречался ему на пути. С той ночи за нашими счастливыми и страстными свиданиями в отеле почти всегда следовали деловые встречи.

– Я хочу, чтобы к началу этой недели ты описала мне то, что увидела и почувствовала на свалке.

В следующую субботу я вручаю ему шесть рукописных листов, он внимательно читает их и восклицает:

– Невероятно… Хочется выбежать куда-нибудь, такое чувство, что вот-вот стошнит! Ты так пишешь, пробирает аж до мозга костей.

– Так задумано, Пабло… Я пишу душой, кости – скорее твоя прерогатива.

Неделю спустя он просит меня описать, что я чувствую, когда мы… занимаемся любовью. В следующую нашу встречу я отдаю ему пять с половиной страниц и смотрю на него, не отрываясь ни на секунду, пока он пожирает их глазами.

– Это… самое невероятное, что я читал в своей жизни! Если бы я не так ненавидел педиков, то сказал бы, что… хочется почувствовать, каково это, быть женщиной. Они поместят твои труды в «Индекс запрещенных книг Ватикана»[54], от такого, честно говоря… можно кончить и не раз!

– Так и задумано, Пабло… Можешь мне об этом не говорить.

В третий раз он просит представить, если бы мне объявили о его смерти, и описать мои ощущения. Восемь дней спустя я вручаю ему рукопись в семь страниц и на этот раз, пока он читает, молча смотрю в окно на холмы, виднеющиеся вдали.

– Это… невыносимо! Как больно, до глубины души! Ты так любишь меня, Вирхиния? Если бы моя мать прочла это, она бы проплакала всю оставшуюся жизнь…

– Так и задумано, Пабло…

Он спрашивает, действительно ли я чувствую то, что написала. Я отвечаю: это лишь часть того, что хранится в моем сердце с тех пор, как мы познакомились.

– Тогда нам придется еще о многом поговорить. Но только попробуй начать осуждать или критиковать меня! Ты должна знать, я – не какой-нибудь святой Франциск[55], ясно?

Я уже почти не задаю вопросов, позволяя Пабло решить, о чем именно он хочет рассказать. Теперь, когда он мне доверился, я не захожу за границы личного пространства, не пытаюсь допытываться, услышав в ответ: «Расскажу тебе как-нибудь потом», не выдаю оценочных суждений. Интересно: как и у всех в «Death Row» (камера смертников в Соединенных Штатах), у Пабло на каждый незаконный поступок есть идеальное, рациональное и моральное оправдание, согласно которому изысканные и креативные люди нуждаются в наслаждении, а он – просто поставщик одного из них. Эскобар заверяет: если бы не осуждение святошами и моралистами, как в случае с алкоголем во время «Сухого закона»[56], оставившего после себя только трупы полицейских и экономический спад, его бизнес был бы законным, он платил бы кучу налогов, а гринго и колумбийцы прекрасно ладили.

– Ты как свободомыслящий человек, привыкший к роскоши, должна понимать: правительства обязаны выполнять свою работу и позволять жить свободно, не так ли? Если бы так и было, уровень коррупции пошел бы на спад, а количество вдов, сирот и заключенных снизилось. Потерянные жизни – непростительная роскошь для общества и очень дорого обходятся государству. Вот увидишь, однажды наркотики узаконят… Ладно, пока этот день не настал, я докажу тебе: у всего в мире есть своя цена.