– Я знал, что ты опасна, пантера-обманщица! Ты за это ответишь! Если хочешь посмотреть на них, признайся сначала, что любишь меня, как никого не любила! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Скажи, что обожаешь меня, ну, давай, скажи это! Если нет, я не дам тебе на них посмотреть ни вблизи, ни издалека!

– Буду говорить что хочу, а не то, что тебе хочется услышать, ясно?

На самом деле ты… ты… ты… ты – гений, самый необыкновенный в подпольном мире! – и почти неслышным голосом, как будто кто-то может нас услышать, я засыпаю его вопросами, упрашивая показать их, зная, что ему это нравится:

– Они все твои, а сколько их, сколько они стоят, как их достать? Покажи мне фотографии и имена! Пабло, дай мне уже ключ от наручников, они поранят мне щиколотку! Позволь слепой бедолажке рассмотреть их вблизи, не будь таким жестоким, умоляю! Хочу снять скотч с названий стран и увидеть их все!

– Нет-нет-нет! Спорим, что ты, вундеркинд из высшего общества, никогда бы не подумала, что кто-то вроде меня может быть таким популярным и четырнадцать стран уже предоставили ему гражданство!

– Ваааааау! Сейчас я знаю, зачем нужно столько денег, в совокупности со званием почетного преступника… Кажется, половина ООН добивается такой чести! Но я нигде не вижу паспорта Соединенных Штатов, который в твоем бизнесе должен быть… приоритетом номер один, разве нет?

– Ну, любовь моя… Рим не сразу строился! А семь процентов от всех стран мира – не так уж плохо… для начала… в моем нежном возрасте. Пока можешь посмотреть только фотографии, национальности и имена узнаешь по мере того, как мы станем их использовать, я и сам еще их не выучил.

– Понимаешь, я – единственный надежный человек, который может помочь тебе правильно произнести их на пяти языках! В возрасте семнадцати лет я уже преподавала фонетику в колумбийско-американском институте, разве я не чудо-невеста? Как мы приедем в другую страну, а ты не сможешь сказать свое имя, Пабло? Сейчас же нужно начать практиковать произношение, чтобы потом ты не вызывал подозрений. Пойми, это для твоего же блага, любовь моя.

– Категорически нет, и точка. Сейчас тебя ждет награждение шампанским, тем, розовым, которое, кажется, разливают по красивым бутылкам.

Так и не сняв наручники, он вынуждает меня снова сесть на стул и становится передо мной на колени. Позади, в двух метрах от нас – двойной ряд паспортов, раскиданных по квартире. Пабло заклеил кусками скотча все национальности, данные внутри паспорта и дату рождения, потом, как ребенок с новыми игрушками утром 25 декабря, он начинает показывать каждую из четырнадцати фотографий. А я, словно под гипнозом, наблюдаю, как невероятные, невообразимые, немыслимые версии любимого лица мелькают перед глазами.

– Здесь я с бритой головой. Здесь в очках и с бородкой, как марксистский интеллектуал. В этом паспорте – с африканской прической. Жутко, правда? Здесь – араб, мне его достал друг, саудовский принц. Для этого я перекрасился в блондина; здесь – в рыжий, мне пришлось пойти в салон красоты, где женщины смотрели на меня, как будто я педик. А вот тут я с париком. Тут без усов, а здесь с густой бородой. Как тебе эта: лысый человек с шевелюрой и очочками, как профессор Турнесоль де Тинтин[39], классно, да? Почти на всех я выгляжу ужасно, но даже мама бы меня не узнала! Какой из всех тебе больше нравится?

– Все, Пабло, все! Ты такой забавный. Никогда не видела более потрясающей коллекции! Ты самый нелегальный нелегал, какого я только видела, самый отъявленный бандит, который только ступал на поверхность Земли! – заключаю я, не переставая смеяться, пока он убирает паспорта на место. – Как кому-то могло наскучить быть с тобой, и как можно не восторгаться твоими выдумками?

Эскобар закрывает сейф, оставляет револьвер на письменном столе и подходит ко мне. Глядя с огромной нежностью и не говоря ни слова, снимает наручники, целует мою щиколотку, на которой отпечаталась толстая красная линия, потом укладывает на постель и мягко массирует место, которым я ударилась о крышу автомобиля.

– Хотя ты мне не поверишь, больше всего на свете я люблю не твою головку и не тело, такие… многомерные, – говорит Пабло своим обыденным тоном, – и такие… побитые! – добавляет он, смеясь. – А наше с тобой золото, соединенное вместе, как сейчас.

Я удивленно произношу: у кого в этой комнате нет ни грамма золота, так это у меня. Тогда он шепчет, что у меня самое большое золотое сердце в мире, потому что я – его вызов. Несмотря на ужасные проверки, которым он меня подвергает, я никогда не жалуюсь и под конец становлюсь его наградой.

– Так как у нас теперь на двоих одно сердце, я знаю о тебе все. А сейчас, когда мы оба вышли победителями, можем вместе забыться, не так ли? Абракадабра, моя изнеженная Мария-Антуанетта…[40]

Когда Пабло заснул, я проверила револьвер: он заряжен шестью пулями. Я выглядываю на террасу и вижу четыре автомобиля с телохранителями, припаркованные на каждом углу. Знаю, эти парни отдали бы за него жизнь, и я тоже, не задумываясь. Я спокойна и счастливо засыпаю. Проснувшись, вижу: Пабло уже ушел.