- На кого?
- Я по ходу псих, - усмехается. – Но понимаешь, он и правда очень похож на Кота, хотя я никогда Кота настолько маленьким не видел, ни в жизни, ни на фото. Глаза у него были совсем другие. Да все другое. Наш малыш ведь родился крепким. Здоровый. Боевой.
- Хочешь, назовем его Костей? – беру Ника за руку, сжимаю. – Красивое имя.
- Нет, - отрицательно мотает головой. – Это имя не принесло счастья. Надо другое придумать.
Отходит в сторону, привлекает меня к себе, заключает в жаркие объятья. Обдает своим теплом, укрывает от всего мира, защищает, оберегает.
- Знаешь, я просто смотрю и понимаю, - медлит. – Наш сын. Ты. В общем, вы… черт, даже не соображу, как сказать.
- Ты себя простил? – роняю чуть слышно. – Кот больше не приходит. Не зовет тебя. Ты чуть не погиб. Был готов отдать свою жизнь. За меня. И ты даже не подозревал, что сразу две жизни спасаешь, когда вперед бросался. А тогда, в твоем прошлом, тогда ведь тоже две жизни было. И ты словно заново все испытал, прошел и прожил, только сумел главное исправить, сумел сохранить нас и себя спас.
- Это ты меня спасла, - склоняется, с шумом втягивает воздух, вдыхая аромат моих волос, трется щекой о шею, пробуждая волну обжигающей дрожи. – Ты.
- Мы оба друг друга спасли, - шепчу. – Без тебя как в тумане жила. В мареве. Ничего вокруг не замечала, не понимала. По инерции существовала. А теперь чувствую. Дышу. Живу по-настоящему, не по черновику, не вслепую. Понимаешь?
Целует меня. Нежно. Ласково. Проводит языком по губам, внутрь проникает. Чем дальше, тем жарче, нарастает напор. Отдаюсь страсти. Пью, не пытаясь утолить жажду.
С ним всегда так. Алчно и жадно, до одурения, до затмения разума. Ненасытно. До колючих игл под кожей. До судорожных спазмов.
Я рада, что кошмар закончился. Миновали адские дни, когда каждая минута являлась борьбой на грани жизни и смерти. Сколько ночей я провела у кровати Никиты. Молча. Никаких рыданий, никаких слез. Никакой истерики. Просто крепко держала его за руку, пока Багров-старший орал на врачей как чокнутый, требовал приложить больше сил, на любые меры пойти, но вернуть сына в реальность.
Я знала, что все будет хорошо. Знала. В глубине души. Четко ощущала – чернота уйдет, оставит нас, отпустит. Малыш внутри меня дарил веру в лучшее, помогал даже в самые жуткие и страшные моменты.
Операция за операцией. Экспериментальные методы. Куча различных процедур.
Ранения у Никиты были настолько чудовищными и серьезными, что все доктора удивлялись, как он выжил, почему держится, откуда черпает силы.
От меня. Господи. Я бы все ему отдала. Кровь. Плоть. Сердце. Душу.
- Ник! – кричала на крыльце больницы, покрывая поцелуями побледневшее холодное лицо. – Ник. Никита. Я запрещаю тебе умирать. Запрещаю! Ты должен жить, должен увидеть своего сына. Живи. Я тебя заклинаю.
И потом я повторяла это постоянно. Каждый раз когда приходила в палату и сжимала его ладонь своей, каждый раз когда оказывалась рядом, пусть и мысленно. Повторяла как молитву, как призыв. Зверь вернулся. Мой Зверь.
Я его не отпустила. Наш сын не отпустил. Не существовало иного выбора. Выхода не осталось. Только обратно. К нам. К семье. К еще не появившемуся на свет малышу. К отцу, которого ненавидел и… все же любил.
Какой сын своего отца не любит? Кровь сильнее разума. Природу не обмануть, не провести.