Я не мог расслабиться. Нашел в койке какой-то старый выпуск «Нью-Йорк таймс». Там было написано, что мир на Ближнем Востоке будет достигнут в ближайшие десятилетия. И рядом была фотография, на которой президент Картер пожимал руку Анвару Садату. Я уже начал дремать, когда мне показалось, что Эрнандес вскрикнул снова.

Я с неохотой поднялся. Пембри стояла, зажимая рот ладонями. Я решил, что Эрнандес ударил ее по лицу, поэтому бросился к ней и заставил убрать руки, чтобы осмотреть следы ушиба.

Никаких следов не было. Оглянувшись, я увидел, что Эрнандес застыл в своем кресле, напряженно вглядываясь в темноту:

— Что произошло? Он вас ударил?

— Он… он снова это слышал, — пробормотала Пембри, опять поднеся руку к губам. — Вам… вам нужно проверить. Вы должны убедиться…

Самолет качнуло, я подхватил ее под локоть, чтобы поддержать, и ее швырнуло прямо на меня. Наши взгляды встретились. И она сразу же отвернулась.

— Что случилось? — снова спросил я.

— Я тоже это слышала, — призналась Пембри.

Я посмотрел в темный проход:

— И сейчас слышите?

— Да.

— Именно то, о чем он говорил? Детское пение?

Я понял, что еле сдерживаюсь, чтобы не встряхнуть ее как следует. Они что, оба с ума посходили?

— Как будто дети играют, — сказала Пембри. — Шум… как на детской площадке, понимаете? Как шум игры.

Я попытался представить, какой предмет или набор предметов в «Старлифтере», летящем на высоте тридцать девять тысяч футов, может издавать звуки, похожие на шум на детской площадке.

Эрнандес шевельнулся, и мы оба уставились на него. Он смущенно улыбнулся и сказал:

— Я же говорил.

— Пойду проверю, — ответил я.

— Пускай играют, — возразил Эрнандес. — Им просто хочется поиграть. Разве вы не хотели того же самого, когда были детьми?

На меня нахлынуло воспоминание о бесконечном лете, велосипеде, содранных коленках, возвращении домой после заката и маминых словах: «Смотри, как ты изгваздался!» Интересно, тела хоть обмыли, прежде чем укладывать их в гробы?