Я почти готов к очередному язвительному комментарию, но в наступившей тишине слышу только скрип стоящего у камина кожаного кресла и следом - негромкий вздох облегчения. Чем он там занимается? Я же сказал ему идти под душ, он что, думает - я всю ночь буду ждать, когда он соизволит это сделать? Я раздраженно оборачиваюсь и вижу, что он уселся в кресло и массирует руки.

Руки?... О господи. Это - его руки?! До сих пор скованные за спиной кисти скрывали складки мантии, но сейчас я хорошо их вижу - и не уверен, что мне хочется это рассматривать.

Я хорошо помню его узкие изящные кисти - почти единственное, что меня в нем невольно восхищало безотносительно к тому, что он Снейп - ну, еще голос и походка, конечно. Но эти синюшные вздувшиеся конечности с толстыми, как сосиски, пальцами так же мало напоминают руки прежнего зельевара, как дядя Вернон - балерину Ковент-Гардена.

Какое-то время он просто трет ладонями тыльную сторону кистей, потом начинает осторожно разминать негнущиеся пальцы и, не глядя на меня, спокойно замечает:

- Как видите, я пока не в состоянии справиться с одеждой. Пока кровообращение восстановится, пройдет по меньшей мере десять минут. Так что я на вашем месте принял бы душ первым.

Угрюмо кивнув, я иду в ванную. Наскоро избавившись от одежды, открываю воду сразу на полную мощность, и пока горячие струи хлещут по макушке, пытаюсь представить, как вместе с мыльной пеной с меня стекает весь этот кошмарный нескончаемый день - точнее, вечер, день был вполне ничего себе.

Потом появился Снейп и, по обыкновению, все испортил.

Мерлин, ну почему он такой гад?! Почему сразу не попросил снять наручники - специально чтобы я сейчас чувствовал себя виноватым? Это же боль, наверное, адская, и плечи, должно быть, ноют нестерпимо.

Хорошо, что он вообще принял эти, как он их назвал, правила игры - иначе со своей идиотской гордостью провалялся бы скованным до утра. Гордостью, которую я должен подавить - и как мне, черт побери, это сделать?! Бить я его больше не собираюсь, все равно никакого толка, а унижать - себе дороже, сам потом хожу как в дерьме извалянный. Да и с тактикой равнодушного презрения что-то не получается - какое тут, к черту, равнодушие, когда то треснуть его хочется, то… извиниться.

Вот чего уж точно никогда не сделаю.

Наскоро вытершись и набросив слизнортовский халат, - он мне, конечно, велик, но другого нет, - я выхожу из ванной и сухо интересуюсь:

- Вы закончили? Тогда раздевайтесь, принимайте душ и спать - я не собираюсь ждать до утра.

- Кто вас заставляет, - не глядя на меня, он продолжает сосредоточенно разминать распухшие кисти. - Где ванная, я знаю, как пользоваться душем - помню, моя амнезия на бытовые мелочи не распространяется.

- Вы что, уже забыли, что должны подчиняться мне без рассуждений? - я стараюсь подпустить в голос побольше металла - пусть не думает, что я оправдываюсь. - Я обязан всюду вас сопровождать, наблюдать за каждым вашим действием и не собираюсь нарушать полученные инструкции.

«Хотя бы в этом», - мысленно добавляю я, глядя, как он, пожав плечами, медленно поднимается из кресла и ковыляет к ванной. Разумеется, я иду следом, - а что мне еще остается? - чувствуя себя при этом препакостно. Всю жизнь мечтал понаблюдать за моющимся Снейпом. Утешает только, что ему еще неприятнее, чем мне, хотя он старательно делает вид, что нет ничего естественнее, чем раздеваться, стоя в двух шагах от Поттера. Но красные пятна, выступившие на скулах, и мелко подрагивающие пальцы выдают его с головой.

Стоя вполоборота, он долго возится с бесчисленными пуговицами - так долго, что я уже готов применить расстегивающее заклятие, и даже когда с последней застежкой наконец покончено, медлит целую минуту, хотя теперь ему достаточно просто повести плечами.

- Ну же, - сквозь зубы бормочу я, - чего вы тянете? Чем быстрее начнете, тем быстрее все закончится.

- А вы уверены, что вам не захочется продлить удовольствие? - неожиданно спрашивает он. - Вам поручено наблюдать? Наблюдайте. Но если вы попытаетесь сделать что-то еще, я… клянусь, вы об этом пожалеете.

О чем это он? Я непонимающе гляжу на него, но когда Снейп, криво усмехнувшись, сбрасывает мантию, под которой не оказывается даже белья, желание что-то выяснять исчезает. Собственно, исчезают все желания, кроме одного - немедленно отвернуться или зажмуриться.

С ним действительно не церемонились, и я с содроганием понимаю, что не хотел бы присутствовать на его допросах. Плечи, спина, бедра покрыты глубокими багровыми рубцами, полузажившими и совсем свежими, запекшимися и сочащимися сукровицей. Огромные кровоподтеки в паху - похоже, совет насчет удара по яйцам уже не раз применялся на практике; цепочка синяков на бедрах, пятнающая бледную кожу… Я тупо пялюсь на них, удивленный странной конфигурацией, Снейп, заметив мой взгляд, вновь усмехается, и тут до меня внезапно доходит - и догадка оказывается такой омерзительной и страшной, что я, судорожно сглотнув, зажимаю рот ладонью, испугавшись, что меня попросту стошнит.