Тут солдаты вскрыли кладовку, и внутрь ворвался залп сонного газа. Но на нас были костюмы и герметические шлемы. Лучи наших бластеров, розовые во тьме, скрестились, когда мы появились из мрака. В невесомости оттолкнулись от переборок, паля по врагам. Десантники стояли именно там, где мне сказали боги. Я срезал одного, еще не успев выбраться наружу. Хотя они двигались столь же быстро, убить не могли, к тому же присутствие Нахиды застало их врасплох.

Лейтенант выстрелила у меня над ухом, убрав еще одного солдата. Мы нырнули в люк и полетели по трапу. В конце коридора из рубки вышли еще два десантника; я умудрился разрезать одного прежде, чем тот успел поднять оружие, но заряд из парализатора второго попал мне в ногу. Нахид отстрелила солдату голову, схватила меня за руку и швырнула в боковой коридор.

Вход в челнок охраняли двое. Лейтенант открыла по ним огонь, одним выстрелом убила одного и ранила второго. Но направилась не к шлюпке, а дернула меня в другую сторону, к рукаву, ведущему в каслонский корабль.

– Ты что делаешь? – запротестовал я.

– Заткнись. Они могут нас услышать.

Где-то на середине соединителя Нахид остановилась, прижалась к одной стене и без колебаний прожгла дыру в противоположной. Сирена объявила о разгерметизации корпуса, у входа в каслонский корабль появился еще один десантник – я тут же срезал его, – и мы вылетели в открытый космос. Лейтенант схватила меня за руку и потянула вокруг борта моего собственного судна.

Я понял, чего она хотела. Хватаясь за осколки льда, мы перевалили через край корпуса, пока не добрались до внешнего шлюза спасательного челнока. Я вбил код доступа. Мы вошли внутрь, и, пока Нахид закрывала люк, я включил энергию и быстро отстыковался. Мы даже пристегнуться не успели.

Челнок понесся к верхним слоям атмосферы. Десантники, охранявшие внутренний люк, вылетели в вакуум. Перегрузка вжала нас в кресла. В хаосе, оставшемся после нашего отлета, парили тела, но тут каслонский рейдер ударил по нам протоновыми лучами, и шлюпку сразу завертело.

– Ты хоть с этим без меня справиться сможешь? – спросила Нахид.

– Давай без сарказма, пожалуйста. – Я сражался с управлением, выравнивая аппарат и ориентируя тепловые щиты на вход в атмосферу.

Мы рухнули в верхние слои. Поначалу нас тормозил реактивный поток, и в крохотной капсуле стало жарко. От Нахид пахло потом и розовой водой; похоже, она подушилась, прежде чем ее сложили в мешочек, а потом имплантировали в меня. Она медленно осматривала внутренности челнока.

– А какое сегодня число?

– Девятнадцатая кунигунда, – ответил я. Шлюпку резко тряхнуло, по моему лицу тек пот. На приборной доске зажглись три красных индикатора, но поделать с этим я ничего не мог.

– Какого года?

Я понял, что скрывать от нее всю правду не получится.

– Ты пробыла в девятимерном пространстве шестьдесят лет.

Челнок вновь дернулся, отлетел кусок теплозащитного экрана. Лейтенант сидела неподвижно, осознавая, что вся ее жизнь потеряна безвозвратно.

На ум мне пришли незваные строки:

– Очень поэтично, – заметила Нахид. – Мы на челноке до самой земли спустимся? Они, скорее всего, ведут нас по локатору еще с орбиты и испарят, стоит нам сесть. Я лучше вернусь домой попозже.

– Мы катапультируемся на высоте в десять километров. Вот твой парашют.