Глава 91

В бунгало, расположенное на берегу небольшой речушки в полутора сотнях километров от Киншасы, зашла стройная до поджарости африканка. Ладную фигурку прямо-таки переполняла скрытая сексуальность. Волосы женщины украшала пурпурная роза. Столь же яркой помадой были накрашены чувственные губы. Лицо же негритянки симпатичным назвать было трудно. Нос торчал недогрызенной закопченной морковкой. К тому же, дама явно страдала пучеглазием — скорее всего, в детстве перенесла базедову болезнь, лечить которую начали с недопустимым опозданием.

На улицу она выходила, чтобы забрать корреспонденцию из раскрашенного всеми цветами радуги почтового ящика, вкопанного у въезда на участок. Неподдельный интерес у нее, судя по тому, как расширились зрачки, вызвало письмо со штемпелем «Кисангани» (в главном городе провинции Верхний Заир жила ее старшая сестра). Едва вернувшись в дом, хозяйка бунгало торопливо вскрыла конверт. С неимоверной жадностью глаза поглощали написанные строчки. Вот и конец послания. Женщина, не выпуская письмо из рук, задумалась. Потом, видимо, придя к какому-то выводу, с облегчением вздохнула.

В этот момент едва слышно скрипнула входная дверь. На пороге появился мужчина. Сразу было видно: вошедший — добряк по натуре. Его простоватое лицо каждой своей клеточкой излучало положительную энергию. Фигура тоже вызывала добродушную улыбку. Ибо напоминала собой три колобка, поставленных друг на друга. Причем самый большой занимал промежуточное положение и служил талией. Становилось понятно: если мужчина не страдает нарушением обмена веществ, то он — страстный любитель поесть. И этого не стыдится. По той простой причине, что хорошего человека должно быть много.

Крылья его внушительного носа не знали покоя: они сладостно трепетали от втягиваемых ноздрями запахов. Губы, похожие на две толстые гусеницы, постоянно причмокивали — их обладатель жевал неизменную жвачку, отбивающую, как утверждала реклама, аппетит. Запах ментола, похоже, распространялся на всю округу.

От мягкого, с переливами, тенора хозяина бунгало млели все без исключения его знающие. Очаровывала и улыбка. Двигался мужчина столь плавно, что казалось: он скользит по земле на невиданных в Африке лыжах.

— Задание выполнено! — шутливо доложил вошедший. — Кустарник подстрижен.

И тут же обеспокоено поинтересовался:

— А где Венера?

— Как только ты соизволил отправиться в оранжерею выполнять мое поручение, позвонила подружка, и я разрешила дочери с ней встретиться. Девушка из прекрасной семьи. Очень серьезная. Да и до скольких лет Венере скучать с нами?

— Разве я против? Просто спросил, — стушевался мужчина. — А мы чем займемся? Может, заморим червячка?

— Успеешь полопать, утроба ненасытная! Послушай лучше, что я тебе скажу.

— Весь внимание! Опять что-то сделать по дому?

— Смотри, чтобы не перетрудился! Еще, чего доброго, пуп развяжется. Хотя он у тебя может развязаться разве что из-за обильной жрачки.

— Зачем попрекать куском хлеба? Я ведь не сижу на твоей шее.

— Да стыдно на твое брюхо смотреть. Самый настоящий многоместный автобус! А кухонный стол — пассажирская остановка «по требованию». И что я заметила: на ней в любое время суток — час пик. Так что домашних разносолов-«пассажиров» в твой безразмерный «салон» постоянно набивается — под завязку. И только контролер — неизменное слабительное — позволяет навести хотя бы относительный порядок в бездонной утробе.

— Ты говорила о какой-то новости? — мужчине явно не по нутру пришлась тема разговора. — Откуда? Из телевизора?

— Нет. Получила письмо от сестры.

— Из Кисангани? — по интонации можно было судить, что ему тоже небезразлична судьба близкой родственницы супруги. — Какие у нее для нас известия?