Он снова прошелся до Роут-роуд и постоял, глядя на дом. Именно там она провела последние полгода жизни. И скорее всего, именно там и умерла. Она ходила по этим улицам с рюкзаком, в школу и обратно. Возможно, отводила глаза, чтобы избежать любопытных взглядом прохожих. Наверное, ее страшно дразнили и издевались в школе. Даже учителя с трудом сдерживались, чтобы не таращиться на ее уродство. Как печально, что единственный физический дефект наложил отпечаток и на все остальное – личность, ум, характер, темперамент. Как грустно, что о людях чаще судят по внешности, а не по внутренней сути.

Макнил прошел через калитку в сад Ле Со. Он попросил владельца отключить прожекторы на сегодняшнюю ночь, если не хочет, чтобы его снова побеспокоили. Синяя дверь бомбоубежища распахнулась в темноту. Макнил на ощупь пробрался внутрь, глаза скоро привыкли к сумрачному освещению от уличных фонарей за его спиной. Здесь хранился садовый инструмент, лейки и цветочные горшки. Пахло сырой землей, а холод пробирал до костей даже через толстое пальто. Дверь в дальнем конце вела во внутренний двор. Там было еще темнее. Сюда уже не проникал свет с улицы. Соседский сад отделяла высокая кирпичная стена.

Макнил ощупал верх стены, проверяя, не вставлены ли в нее осколки стекла в цементе. Но нащупал лишь мягкий податливый мох. Он собрался и подпрыгнул, подтянулся, царапая стену мысками ботинок в поисках опоры, и наконец перекинул одну ногу, на краткий миг оседлал стену и спрыгнул с другой стороны, в сад дома номер тридцать три. Пригнулся на мощеной дорожке и побежал вдоль огромного зимнего сада, пристроенного к задней стороне дома, прислушиваясь, не потревожил ли кого из соседей. Ле Со внял его совету. Прожектор не включился, из соседних домов не доносилось ни звука.

Сейчас Макнил собирался незаконно вломиться в дом. Но получить ордер посреди ночи, да еще в текущей обстановке, было почти невозможно. Он даже вряд ли вытащит из постели судью. Если он найдет что-нибудь в доме, то потом сюда может прийти кто-то другой со всеми нужными бумагами и законно обыскать его. Но Макнил не хотел ждать. Он был буквально одержим этим делом. Не только потому, что через несколько часов перестанет быть полицейским, его подстегивало и нечто другое. Ощущение, что скорость в этом деле имеет первостепенную важность. Убийство двух парней у жилого дома в Ламбете. Казнь Казински в Сохо. Тщательно усаженный труп Джонатана Флайта в Южном Кенсингтоне. Где бы он ни появился, умирали люди. Люди, которым кто-то очень хотел заткнуть рот. Спешка, с которой действовал убийца, передалась и Макнилу, и сейчас он решил поднажать, наплевав на правила и последствия.

Почти полная луна пыталась пробиться через пелену облаков, затянувших ночное небо. Но черные складки разбухших от дождя туч пропустили только крохотный отблеск лунного сияния. По длинной высохшей траве, душившей сад, шуршал ледяной ветер, шелестел листьями вечнозеленых кустов, нестриженых и одичавших.

Макнил прижался лицом к стеклу зимнего сада и попытался рассмотреть что-нибудь внутри. Но темнота была непроницаемой. Он обогнул зимний сад и за углом подвернул лодыжку, наткнувшись на тяжелый мраморный вазон. Макнил в сердцах выругался себе под нос.

И тут услышал какой-то шорох в траве. Не просто шуршание ветра, там двигалось нечто более крупное, чем домашнее животное или городская лиса. Он замер и прислушался. Рядом кто-то был. Макнил чувствовал присутствие другого человека и почти не сомневался, что слышит его дыхание. Тот стоял неподвижно, возможно, ожидая следующего шага Макнила. И хотя Макнил никого не видел в траве, тот человек наверняка его видел. Он решил действовать первым.

– Кто здесь? – выкрикнул он и тут же понял, как глупо это звучит. Как будто кто-то ответит!

Но его слова вызвали внезапное движение слева, в тени заросшего сада. Он услышал хруст сухой травы под ногами бегущего человека, и к заднему забору метнулся силуэт. Макнил едва его разглядел – легкая и темная фигура, значительно меньше его ростом.

Макнил побежал за ним, продираясь сквозь заросли сада и больше не пытаясь скрываться. Уже у высокого деревянного забора он схватил в охапку какую-то колючую твидовую ткань, и вместе с незнакомцем рухнул на груду пластмассовых цветочных горшков рядом с ветхим садовым сараем. Пластик затрещал, ломаясь под двойным весом. Тот, кого поймал Макнил, извивался и дергался под ним, взвизгивая от страха в темноте. А потом вдруг прямо перед лицом вспыхнул свет, ослепив Макнила. Фонарь. Макнил схватил руку с фонарем, и луч света заметался в ночи. Другая рука царапала и щипала ему лицо ногтями, пока Макнил не схватил и ее, а затем вывернул фонарь в лицо неизвестному.

Он потрясенно уставился на бледное испуганное лицо женщины среднего возраста с короткими седеющими волосами. Но хотя в ее темных глазах читался страх, была в них и решительность. Она извивалась туда-сюда, отчаянно пытаясь выдернуть запястья из железной хватки Макнила. Фонарик перекувырнулся и отлетел на траву, и луч упал на них, освещая борьбу и отбрасывая тени на забор.

– Я закричу! – сказала она тоненьким от страха и едва слышным голоском.

– Если вы закричите, то и я могу, – выдохнул Макнил.

Что-то в его голосе заставило ее остановиться. Она лежала на траве под Макнилом, хватая ртом воздух, странное, взвинченное создание в твидовых жакете и юбке, белой блузке и жемчужном ожерелье.

– Кто вы, черт возьми? – охнула она.

– Инспектор Джек Макнил. А вы кто?

Он почувствовал, что ее паника отступает.

– Меня зовут Сара Кастелли, – ответила она с явным североамериканским акцентом. Я занимаюсь расследованием для АОЗ.

– Что еще за АОЗ?

– Агентство по охране здоровья. Могу показать вам удостоверение, если желаете.