I

Пинки быстро шагал между громадами складов, узкие металлические мостики для переходов между зданиями бежали над головой под странными углами, а под ногами лежала брусчатка. Слева – переулок Мэгги Блейк, справа – заколоченная вереница модных бутиков. Богачи сладко спали в своих переделанных складах за решетками окон, в сущности, в золотых клетках в охваченном пандемией городе. Когда-то разносящие чуму крысы сбегали на берег со стоящих здесь на причале кораблей. Теперь узкая щель, улица Шад-Темза, была полностью покинута и погружена в гробовую тишину, опустошенная другой смертельной заразой.

Пинки прошел мимо Джава-Уорф, пока не обнаружил искомый адрес. «Колониальная верфь». Он с легкостью перемахнул через электронные ворота, избежав острых зубцов наверху, и спрыгнул во двор. На низких столбах горели фонари, они привели его к площадке в глубине, откуда поднимался пандус к двери Эми. Пинки мысленно улыбнулся. Нашел почти моментально.

Эми тревожилась. Было почти два часа ночи, но ей совершенно не хотелось спать. Несмотря на усталость, заснуть она не могла. Последние слова куратора вызвали странное беспокойство. «Думаю, это меняет все». Что означают эти слова? Как она ни пыталась, Эми не добилась от куратора объяснений. Окошко чата осталось висеть на экране, курсор все мигал и мигал после нескольких безуспешных попыток возобновить разговор. «Сэм, вы еще там? Сэм? Поговорите со мной!» Никакого ответа. Ясно, что Сэм больше не у компьютера. Наверное, спит. Но почему разговор завершился таким неожиданным и загадочным выводом?

Эми прикончила бутылку красного вина и немного опьянела. Почти полчаса она проговорила с Лин, рассказывая ей о брате. О том, как Ли восставал против ее успехов. Как его раздражали хорошие оценки и призы, которые она получала в школе. Как она поступила в медшколу, когда окончила школу лучшей в своем выпуске. О своей успешной практике в качестве судебного стоматолога и помолвке с Дэвидом. В детстве родители во всем потакали Ли и шли на все возможные жертвы ради него, а Эми была предоставлена сама себе, и для него стало большим ударом, когда старшая сестра оказалась такой успешной, в отличие от него. Он никогда не получал хороших оценок в школе и так и не сдал выпускной экзамен, а в результате оказался помощником повара, нарезал овощи в ресторане в Чайнатауне. На каждый подарок, который Эми делала родителям, чтобы отметить свои успехи, Ли смотрел с ревностью и обидой.

Зато после аварии, в которую попала Эми, он буквально расцвел. Всегда был полон добрых слов и выражал фальшивое сочувствие. Но Эми чувствовала его злорадство. Старшая сестра наконец-то заняла подобающее место – в инвалидном кресле. Теперь именно он будет заботиться о семье, покупать подарки и сядет, как и положено, во главе семейного стола рядом с отцом.

Но он не рассчитывал на решимость Эми подняться над своей инвалидностью, и когда она отсудила миллион за ущерб, брат решил, что заслужил в нем долю. Как и вся семья. В конце концов, разве они не приносили жертвы ради успехов Эми?

И в первый раз в жизни Эми восстала против него. Ей нужны были эти деньги, чтобы снова встать на ноги, если не в буквальном смысле, то в метафорическом. Он что, не понимает, как дорого обходится инвалиду способность вести нормальную жизнь?

Это привело к возникновению трещины в семейных отношениях, и Эми переехала из китайского квартала в великолепное одиночество старого склада специй в Бермондси. Родные навестили ее только однажды, всей семьей, и в их завистливых глазах горела обида на все, что они видели. И больше они не возвращались. Так великолепное одиночество Эми превратилось в не очень великолепное одиночество, пока в ее жизнь не вошел Джек.

Бедный Джек. Она думала о том, что сейчас он где-то там, в ночи, сосредоточился на убийстве, хотя вряд ли его раскроет, изо всех сил стараясь не думать о сыне, которому уделял слишком мало внимания. Но он понял это слишком поздно, и теперь уже ничего не изменишь.

Она выгнула спину дугой, чтобы потянуть мышцы, и попыталась изменить положение в кресле. Она слишком долго в нем просидела. В местах соприкосновения мышцы начали ныть. Нужно лечь в кровать и дать телу отдохнуть. Но она не могла отделаться от мысли, что Макнил до сих пор на улицах города. Ей хотелось быть наготове, если она ему понадобится, когда в семь часов он закончит работу в полиции. Она решила, что душ снимет боль. Как минимум поможет не заснуть и остаться бодрой.

Сначала Пинки услышал звук подъемника у лестницы, а потом увидел девушку. Он уже обыскал ее спальню, в уверенности, что гул подъемника предупредит его заранее. Пинки услышал ее голос с мансарды и сначала решил, что она не одна. Но когда прислушался и разобрал слова, то понял, что звучит только один голос. Видимо, она разговаривала с кем-то по телефону. Откуда ему было знать, что она говорит с девочкой, чью плоть на его глазах срезал с костей мистер Смит?

А теперь из наблюдательного пункта в гардеробной, прижавшись к щели в дверце, он впервые хорошо ее рассмотрел. У него почти перехватило дыхание. Она была прекрасна. Маленькая и хрупкая, такая уязвимая с бесполезными ногами. Она сидела в подъемнике слегка на боку, с закрытыми глазами и сложенными на коленях руками. Что-то в безмятежности ее позы привлекло Пинки, больно кольнуло в самое сердце. Каким-то странным образом она напомнила ему мать.

Безмятежность была основополагающей чертой его матери. Почти дзен-буддистский фатализм позволял смиряться со всеми булыжниками, которые швыряла в нее жизнь. И Пинки вспомнил, как в ту ночь, сидя в чулане под лестницей, впервые услышал ее крик. А с воспоминаниями пришла и знакомая дрожь. И тогда темень гардеробной вызвала у него клаустрофобию, начала душить. Пришлось тщательно контролировать дыхание, иначе Эми могла бы его услышать. Он не хотел ее убивать. Пока что.

Пинки смотрел, как она перебирается на кресло у подножия лестницы, и вслушивался в визг электромотора, когда Эми подъехала к ванной.

Услышав третий или четвертый крик матери, он наконец-то собрался с духом и в панике открыл дверь. Ему было всего десять, еще даже не подросток. Они находились на кухне. Мать лежала на полу, а мужчина сверху, сжимая ей горло, матерясь и приказывая заткнуться. Он пару раз ударил ее, раскроив губу, и она морщилась от боли, белые зубы вымазались в крови. Одежда на ней была порвана, живот обнажен, одна грудь вывалилась из лифчика. Пинки не понимал, что именно происходит, знал лишь, что этот мужчина делает больно его матери. Он действовал не раздумывая, автоматически. Прыгнул мужчине на спину и яростно вцепился ему в волосы, заорав, чтобы отпустил его мать.