3) считавшие, что нужно бороться на местах.

К последним принадлежал и он сам. Русский стрелковый отряд «Ливенев» воевал в Латвии совместно с отрядами Балтийского ландесвера и немецкими добровольцами (так называемой «железной дивизией») – всего около 6000 человек. Анатолий Ливен в мае 1919 года был тяжело ранен, после чего всю жизнь хромал; поправившись, он вернулся в строй, но русскими частями больше не командовал; летом 1919 года его отряд, переформированный и пополненный, перешел на Северо-Западный фронт, в распоряжение Юденича.[311]

Ливен поддерживал правительство Латвии и был противником восстановления «единой и неделимой России», за которую сражалась Белая армия. Поэтому правительство Латвии признало Ливена участником освободительной войны и его поместья не были конфискованы.

В 1920–1930 годах Ливен жил в своем имении, занимаясь хозяйством и одновременно сотрудничая в различных организациях и прессе военной эмиграции: его имя вплоть до 1934 года регулярно встречается на страницах издававшихся в Латвии русскоязычных газет «Слово» и «Сегодня». Правда, эти публикации касаются не только задач Белого движения или злободневных политических проблем: среди них встречаются и сезонные метеорологические обзоры. Анатолий Ливен умер на латвийском курорте Кемери 3 апреля 1937 года.

Mazmezotne Pilsrundale, Latvia

26 июня 1931 г.

Его Превосходительству Генералу Барону Маннергейму

Дорогой друг,

Капитан Пушкарев[312], которому я поручил передать Тебе последний номер журнала «Служба связи Ливенцев и Северозападников», а также, несколько позже, «Памятку Ливенца», мне писал подробно о своей беседе с Тобою.

Совершенно с Тобою согласен, что одним из главных виновников неудач был Сазонов[313], который не мог сдвинуть своих мозгов с одной единственной точки «великой и неделимой». При такой катастрофе, как та, которая постигла Российскую империю в 1917–1919 гг., уже нечего было мечтать о воссоздании всего разрушенного революцией, а надо было стараться достичь ближайшей цели – изгнания большевиков из Кремля. Тут нужно было иметь решимость принести жертвы, и, как я с момента выступления на активную работу в Либаве в январе 1919 года всегда говорил, я говорю и теперь, что надо было признать безоговорочно независимость тех национальных государств, которые образовались не столько в виде отпадения от России, как в виде протеста к большевистской России.

Латыши не желали большевизма и воспользовались случаем, чтобы провозгласить независимость. Это был естественный выход из отчаянного положения. То же самое сделали и другие. Надо было заручиться помощью и симпатией этих народов, принять их помощь, активную или нейтральную, и идти на восток, имея в тылу верных союзников. Этого не поняли ни Сазонов, ни Юденич, ни адмирал Колчак[314]. Гипноз «великой и неделимой» затмил умы и привел к гибели белого дела.

Я, однако, остался оптимистом и верю в конечную победу правого дела над безбожничеством, ибо большевизм есть прежде всего движение антирелигиозное, антиморальное, антиэтическое. Ничего не остается от тех принципов, которые составляли основание человеческой культуры от античного мира до наших дней.

Веря в победу белого дела, я не верю в успех интервенции, да и вообще я не вижу практической возможности интервенции. В основание борьбы с Третьим интернационалом должна быть прежде всего поставлена на правильную точку пропаганда. Я считаю, что эту задачу выполняет удачно так наз. Лига Обера в Женеве. Ее задача – идейная борьба с большевизмом вне пределов бывшей России. Другие организации должны взять на себя ту же задачу в пределах СССР, и эта задача отчасти, насколько я могу судить, выполняется Братством русской правды. Только, к сожалению, средства Братства недостаточны, и это тормозит работу. Работа Братства, конечно, секретная, так как она приурочена исключительно к территории СССР, но, насколько я могу судить, это единственная организация, которая доходит до русских городов и сел своею литературой. Литература же эта указывает на путь подготовления освобождения России пропагандою и местным террором. Подготовляется, главным образом, крестьянство и отчасти рабочие. В среде крестьянства литература Братства воспринимается охотно и на местах образовываются секретные ячейки. Третья организация – это Русский Общевоинский Союз, возглавляемый генералом Миллером. Этот Союз имеет задачу сохранить кадры людей, годных для военной службы и вообще для службы идее родины. Моя личная задача в моей деятельности по сохранению боевых кадров моего бывшего добровольческого Отряда состоит в том, чтобы к моменту, когда понадобится, сохранить телом и духом здоровых людей, годных для всякой работы на пользу родины и для борьбы с большевиками. Для этой цели стараемся готовить и подрастающую молодежь. Это очень трудная задача в условиях жизни новосозданных государств. Я работаю в сотрудничестве с всеми тремя вышеназванными организациями: 1) Общевоинским Союзом 2) Лигой Обера и 3) Братством Русской Правды, насколько это возможно при конспирации этой организации. Что она должна быть конспиративна, об этом не стоит терять слова.

С Алеком Родзянко[315] я в переписке. Он в Брюсселе выезжает лошадей. Других кавалергардов я вижу, когда бываю от времени до времени в Париже. Ездить мне туда нужно, чтобы поддерживать связь, только очень трудно на практике проводить при полном отсутствии у меня средств. То немногое, что мне здесь оставили от имения, только хватает на то, чтобы не голодать и скромно одеваться, на что-то сверх этого средств не хватает. Хорошо, что все мои дети уже стоят на собственных ногах, кроме младшего сына, который теперь будет отбывать воинскую повинность в Латвии. Один сын в Канаде, старшая дочь в Париже, вторая дочь замужем и имеет двух детей, и младший сын, о котором писал выше. Жена здесь со мною на хуторе. У меня хорошее скотоводство и садоводство, кроме того, небольшой кирпичный завод, но при настоящем «кризисе» все это вместе не дает большого дохода и приходится очень стесняться, но я не жалуюсь – другим живется гораздо хуже.

Прости, что я задержал Твое внимание так долго моей болтовней, но кап<итан> Пушкарев мне писал, что тебя все эти вопросы интересуют, а потому я решился тебе писать.

Сердечный привет с наилучшими пожеланиями, а также пожеланиями полного выздоровления после перенесенной операции.

Искренно преданный верный друг Анатоль Ливен[316].