— Места хватит — успокоил его Эллий.

— В Каллатисе ремонтируют гавань — услышал он из‑за спины голос Сотера — так что всем приходится причаливать здесь, да и торговля здесь лучше.

— Так ты не поплывешь в Каллатис? — Эллий обернулся к Диогену.

— Что мне там делать? К тому же ты знаешь, эти гераклейцы не любят нас, афинян.

— Слышал об этом.

Может, не стоило лезть в чужой, непонятный разговор, но Валерий не любил непонятных ему разговоров. Особенно когда была возможность все прояснить.

— Гераклейцы? — переспросил он.

— Да. Каллатис и Херсонес колонии Гераклеи. Это город в Пафлагонии, на том берегу Понта. Все как один хитрецы, каких поискать, но в торговых делах без них никуда — просветил его Сотер.

— Это точно — подтвердил Эллий — Хотя бы взять их амфоры. В любой дыре их найдешь, здесь и по другую сторону Боспора.

Диоген хохотнул.

— Знаешь, я отплыл из Гераклеи два месяца назад, и у меня на кораблях было две сотни пустых амфор.

— Почему пустых? — вырвалось у Буховцева.

— Сотню я продал в Синдике, а остальные раскидал по городам северного Понта, от Горгипии до Херсонеса. Когда буду забирать, они будут полны меда и отборного зерна. Но тебе благородный Марк, наверное, скучны заботы торговца.

Валерий пожал плечами.

— С тех пор как я выбрался из леса Диоген, мне все интересно. А что в Гераклее делают хорошие амфоры?

— Неплохие — подтвердил Сотер — но дело даже не в этом, а в том, что гераклейские меры давно известны и приняты здесь. Если хочешь продать свой товар в чужом городе, затаривай его в амфоры из Гераклеи.

— Теперь понятно.

— Ну, наверное, не совсем понятно. Но ты спрашивай Марк. Рим — это не леса. Здесь много непонятного. Спрашивай. Я тебе все объясню.

— Это точно — подтвердил Эллий. Если кто‑то знает что‑нибудь больше других, это уважаемый Сотер. Но, я думаю, нам нужно идти к столу. Еда уже должна быть готова, да и Публий Овидий нас заждался.

Они не спеша спустились вниз и через сад прошли в триклиний. Стол действительно был готов, но сначала была небольшая, но вполне приличная баня. За эту неделю у Валерия не было возможности помыться, и он с удовольствием поплескался в теплой воде и костяным скребком соскреб пот и грязь последней недели. Когда они сели, вернее улеглись за стол, уже вечерело. Ровным неярким светом закоптили на подставках и в нишах стен масленые светильники, и подступающая с улицы темнота отступила. Сквозь окна и двери в триклиний поступал теплый воздух, насыщенный запахами осени. Рядом по атриуму сновали слуги, иногда они заходили и ставили на стол что — нибудь из еды или напитков. А стол и так был полон. На нем в качестве главного блюда возлежал поросенок запеченный с какими‑то бобовыми. Рядом жареная жирная рыба, приготовленная как уже знал Валерий по — гречески, то есть в оливковом масле с винным уксусом и укропом. Кроме этого среди основной еды теснились хлеб, фрукты и другие, еще незнакомые блюда. Диоген рассказывал, что в Риме или в Афинах все это подается на нескольких столах попеременно, но здесь на Понте видимо нравы были проще. Диоген с Валерием возлежали на низких деревянных диванчиках рядом, голова к голове. Валерий — с узкой стороны стола. Сотер — с широкой. Слуга принес Диогену медный кувшин закупоренный воском. Тот ловко вскрыл ножом восковую печать и извлек странную спираль, блеснувшую в свете светильников нежным перламутром.