Но к столу, кроме Алины, никто не пошел. Родители тоже устремились в спальню – им не терпелось взглянуть на отыскавшуюся дочь, которая доставила им столько переживаний.

Оставшись наедине со свояком – Илья тоже сидел с матерью, – Алина сперва не знала, как начать разговор. В последний раз они попрощались довольно холодно, и как теперь здороваться – было неясно. Тем более что Василий подчеркнуто ее не замечал. Тогда она решила не здороваться вовсе и сразу приступить к делу. Сперва она поинтересовалась, много ли денег ему удалось собрать для выкупа жены?

Он вздрогнул и обернулся – до этого Василий поправлял в салатнице ложку. Ложка, кстати сказать, вовсе в этом не нуждалась.

– Ты опять о деньгах? Я ничего тебе не дам.

Алина нахмурилась:

– На этот раз я не прошу.

– Да? – Он хмуро ее оглядел и пожал плечами: – Ну и ладно. И хватит об этом.

– Хватит, – покладисто согласилась Алина. После того как отец пообещал ей помочь, она совершенно не собиралась ни с кем ссориться. У нее впервые появилась надежда, что ей удастся с честью выйти из затруднения.

– Но только, – добавила она, наблюдая, как Василий теребит полотняные салфетки, – теперь тебе придется отвозить эти деньги обратно туда, где взял. Маринка-то вернулась. Кстати, как она себя чувствует?

– Спросишь у нее, – так же отрывисто ответил он.

– Спрошу, – Алина была сама покорность, и наконец до свояка дошло, что дело неладно. Он положил на место совершенно измятую салфетку и повернулся к девушке всем корпусом – будто готовясь к драке.

– Что это с тобой? – поинтересовался он.

– Ничего, – кротко ответила Алина. – Напилась валерьянки.

Похоже, он не уловил в ее ответе никакой иронии и принял все на веру. Во всяком случае, немного успокоился и присел к столу – на свое место, во главе его. Больше они друг с другом не заговаривали – до тех самых пор, пока за стол не уселось все семейство, включая Марину.

Сестры встретились взглядами – они не бросились друг другу на шею, не стали говорить, что соскучились. Во взгляде Алины был вопрос. Во взгляде ее сестры ответа не было. Ее глаза выглядели чуть лучше, чем в воскресенье, но неподготовленного человека все еще могли испугать. И на ней по-прежнему была водолазка с поднятым до подбородка воротником.

– Вы бы хоть поздоровались, – тревожно сказала мать, когда наконец поняла, что сестры до сих пор не перекинулись друг с другом ни единым словом. – Неужели опять поссорились? Когда вы успеваете?!

– Да оставь ты их, – перебил ее отец. Он выглядел расстроенным, как будто встреча с дочерью принесла ему меньше радости, чем он ожидал. – Пусть ведут себя как хотят. Обе взрослые.

Илья самостоятельно наложил себе огромную порцию – тут были и салаты, и колбаса, и консервированная рыба – и теперь сосредоточенно ел, помогая себе большим куском хлеба. Если он и испытал радость, увидев мать, то теперь окончательно пришел в себя. Впрочем, дети не были в курсе настоящего положения дел, и когда их известили, что мать вернулась, испытали только вполне естественные чувства. Тревога к этим эмоциям не примешивалась.

Только Катя веселилась и щебетала, как птица – она не притрагивалась к еде и жалась к матери, пытаясь засунуть ей голову под локоть. Марина, которая из-за этого не могла есть, только смеялась. Василий положил вилку и попросил дочь вести себя потише. У него-де болит голова.

Но Катя его не послушалась – надо сказать, что этой девочке прощалось очень многое. Куда больше, чем ее старшему брату. И уж неизмеримо больше, чем ее матери, которой прежде не прощалось ничего.