Сын переел слив, гоняло в туалет; каким-то пенсионерам подурнело в духоте, и от его профессионального взгляда не ускользнуло, как замерцал на том уровне зрения орёл над этим дедом (случается ещё у младенцев, умалишённых, управляемых мёртвых или особых сотрудников аппарата — везде, где правовое поле с трудом цепляется за носителя, ибо он уже не годится в носители, вот-вот грозит фатально уронить свой стяг…), а значит, смерть и вправду дышала на деда, и знаковидец порылся в аптечке, чтоб не дать тому подохнуть, иначе отпуск будет вконец испорчен, а тут ещё гид прилип, обнимал за плечи, наставлял: «Не сходим с экологической тропы! Заботливо шагаем! Не мусорим, тута двести видов из Красной книги!..»

А потом они вышли из автобуса, миновали ворота и кассы, ещё щурясь, волочась, переругиваясь.

И вдруг воцарилась тишина.

— Пап, как тебе?

— Красиво.

— Не то слово, пап…

Залюбовались прибрежными скалами.

Лазоревый простор раскинулся до краёв видимого мира, и только вдоль побережья его пробивали частые, изрезанные ветром шипы. В крохотную бухту заплывали катера с туристами, сфотографироваться, прикоснуться к этим каменным статуям. Им рассказывали о местном чудовище, которое с одного клаца может афалину пополам перекусить, — и дети, даже старший, напряжённо всматривались в каждую тень, наводимую облаками на воды. И что у каждой здешней глыбы, как детища давным-давно пышущего вулкана, есть название. Чёртова яма. Райские врата. Золотой обруч. Король, королева, их свита. (Сказочно! — шептала дочь. Какая пошлость, — вздыхал сын.) Если отступить от берега вглубь, то камень сменится лугами и лесами. Драгоценные рощи редких деревьев и кустарников здесь оберегали от человека. В самых диких уголках обитали кабаны, косули, куницы, но туда заходить нельзя.

Затишье длилось пару часов.

Улыбка ещё не угасла на лице жены, когда он поинтересовался у гида.

— Там что? — указывая на края горного хребта.

— А ничего тама, дальше себе заповедник…

— Тогда я пойду.

— Ну… вы не загуливайтесь, дальше мы по тропе не идём. А в ту сторону будет ущелье, его не обойдёте, если только…

— Пап?

— Догоню.

— Ты чего зенки-то вылупил? Давай-ка со всеми…

Он не ответил жене.

— Эй! Ваш папа вконец сдурел на жаре…

Всякий сор, то и дело пылью забивающий восприятие, исчез, как только показалось неведомое.