Порой он не понимал семью или происходящего вокруг, бывал собой недоволен. Он знал, что делать, когда жена, например, обвиняла в «холодности». Надо как бы растаять. Мать научила: цветы купи, поднеси новья из одежды, отправь на процедуры, ну, не забывай улыбаться. Он улавливал суть. Гораздо обиднее, когда жена в ссорах называла его «толстым чинушей». Тут уже не справиться, не ответить. И так бывало всё чаще. Да, он страдал от ожирения. Да, он видел и строчил, видел и строчил, но это его созерцательная деятельность. Тут надо гордиться тем, что в инструментальном смысле он годен и функционирует режимно.
Младшая в школе не могла точно объяснить, чем занимается отец. Носит костюм и галстук. Ходит в администрацию. Папа старомодный, гаджетов не носит, интернетом не пользуется. У него есть помазок, усы. Коленями он вот так вытворяет под песни «Самоцветов». Ещё у него над креслом висит флаг, по утрам играет гимн, а на столе есть старый телефон с диском. Папа немножко винтаж.
В жизни людей ему неудобно.
Куда легче с носителями.
Когда прищуривался на город, улицу, толпу, уходя в рабочий спектр, — сразу успокаивался. Мир терял вещность, становясь условностью. Здесь нет суши и воды, нет воздуха и электричества, нет перспективы, стен, запахов, звуков… Простирается бесконечная белизна, бесконечная ясность, бесконечная правота. Лист бумаги, макет — поле закона, короче. А по нему двигались знаки. В его случае — увы, предел способностей! — госсимволика. Но и её достаточно, чтоб работать.
После госакадемии учили, что в мире есть только аппарат и носители. Просто же? И понятно! С такой диспозицией не запутаешься.
Аппарат ставит печать.
Носитель носит печать.
Начальник отдела частенько оговаривался, если был не в духе или выпивши, что аппаратов этих тьма, они беснуются диким зверьём по мать-земле и жрут друг друга. Отъедают бока границ. Взаимно преуменьшают число носителей. Ещё они рытвины войны в мать-земле оставляют. Устраивают на поле права чёрт-те что, ведь что у одного аппарата — право, то у другого — лево.
Но это слишком путано. Уж лучше, когда ты внутри одного аппарата, чем сразу — надо всеми во время хитрых рассуждений. Есть, короче, помимо Человечности, Корпоративности и Государственности и такая сила.
Но он ничего не понимал в мать-земле. Раз знаков её не видно — и никто из коллег не видал, не регистрировал, — то её как бы и нет.
Верно?
Сложно стало, когда он с семьёй отправился на Чёрное море. Чаще детей с женой отправлял, реже — вместе, но на дачу. Даже знаковидцы должны отдыхать, пусть работа и непыльная.
От тупого лежания семья быстро утомилась. Надо было куда-то выбраться, а не потеть на пляже, дети изнывали от скуки, галька и море шлифовали эту скуку, жена воротила от него нос. Выпивал больше меры, а местное вино было поганое. Тогда поехали на экскурсию, «спелеотур», там у него заиграло давление, убраться в гостиницу пришлось сильно раньше прочих. Через пару дней он воспрял, расходился; унылые дети насмотрелись на эксплуатацию дельфинов и морских котиков, жена чуть смягчилась на спа-процедурах.
Тогда уже на переполненном автобусе отправились в заповедник близ курорта.
Ведь из каждого киоска туроператоров о нём распевались.
Экскурсовод бубнила по громкой связи об уникальной природе, динамик над ухом барахлил, от помех подташнивало; дочь уснула на руках жены, и он внезапно поразился неопрятности этой беловолосой пары, обе расплывчатой породы с плоскими чертами. «Я же мазала тебя, опять ты краснопёрый!» — проворчала жена, поймав его взгляд. Какое-то отвращение встало горлом, и он решил, что сегодня, должно быть, находится в самом скверном состоянии духа. Никогда ещё не придавал значения внешности людей.
А вокруг непрестанно маячили белые ляжки, красные икры, облезлые плечи, и всё — обрывочно, в хаосе летней одежды.
Его мутило.
Зря выбрался за пределы родины.