— Музыка тут говённая, — заметил Виктор, глядя в сторону зеркального бара, где одинокая блондинка, сидя за стойкой, скучающе цедила коктейль.

— Не «ГрОб».

— Да уж, не «ГрОб», — согласился Виктор. И, попав на одну волну, друзья вдруг весело рассмеялись.

Принесли холодное пиво. Виктор попросил официанта сделать музыку тише и, когда тот удалился, шутливо сказал Артёму:

— Забавно, забавно… Хайр — и вдруг лысый.

— Лето, я теперь каждый месяц голову брею, — Артём невольно провёл ладонью по голому черепу, где прежде красовался густой рыжий хвост, и добавил: — А ты, гляжу, располнел… и в очках.

— Есть такое… — застенчиво улыбнулся Виктор. — Слушай, ты как насчёт водки? Возьмём?

— Можно. Только у меня это… финансы…

— Забей. Не вопрос.

Виктор поискал взглядом официанта — на этот раз подошла улыбчивая девушка в цветных тату — и, прихотливо водя указательным пальцем по меню, сделал заказ. Он был привычен к ресторанной жизни, где днём проходили деловые встречи с клиентами, а по вечерам — знакомства со скучающими женщинами. Артём же чувствовал себя неуютно в людных местах, особенно если приходилось играть какую-либо социальную роль. Теперешняя мизансцена обязывала играть роль друга-нищеброда, испытывающего неловкость и в то же время радость от встречи с успешным, хорошо одетым приятелем. Понимая это, Артём внутренне удивлялся предсказуемости жизненных сцен, стараясь быть как можно естественнее в общении с другом. Но в «старании быть» — он видел — неуклонно, против воли проступала игра.

— Чем вообще занимаешься? — поинтересовался Виктор, ещё при встрече заметивший разбитые туфли и застиранную футболку Хайра.

— Я кукольник, — привычно защищаясь улыбкой, ответил Артём.

— Это как?

— Ну, кукол делаю для театра. Иногда кукловодов замещаю, если роли несложные. Веточек там разных, зверушек.

— Серьёзно?! — удивился Виктор. — Это тот кукольный театр под виадуком, в виде терема?

— Он самый.

Виктор умело разлил водку из пузатого графина. Друзья звякнули рюмками и выпили за встречу.

— Забавно, забавно… — разомлев от спиртного, душевно говорил Виктор. — Я ведь был в этом театре в детстве, с мамой ходил. Крошечный зал с деревянными креслами, чёрная ширма. Картонные избушки с запахом дешёвой краски… Я ещё понять не мог, откуда гром берётся и вспышка, когда Яга в царевну превращается. Думал, по-настоящему всё…

— Так и есть, — морщась и занюхивая хлебом, кивнул Артём.

Наступила минута того русского благодушия, когда неудержимо хочется спасти мир от зла или задушить друга в объятьях. И если бы не преграда в виде широкого стола, разделявшая чужих, в сущности, людей, сведённых случайностью, то Виктор бы так и сделал — обнял друга.