Да, диваны присутствовали, и как раз такие, какими он их себе представлял. С подушечками. Под белоснежными покрывалами. А помимо этого ещё изящный столик у окна, и неглубокий, встроенный платяной шкаф слева от входа, скорее даже ниша. И бархатные шторки, и начищенная медь, и паркет под ногами.

Но Андрею всё это показалось сейчас мишурой и цыганским золотом. Потому что на столике лежала та самая шляпка с белыми цветами. В шкафу висел голубой плащ, а на диванчике сидела девушка в тёмно-сером дорожном платье. Каштановые волосы собраны узлом на затылке. Гладкая, очень нежная кожа, маленький, чуть вздёрнутый носик. Пухлые губки, казалось, в любой миг готовы сложиться в улыбку. Большие карие глаза смотрели на вошедших вопросительно.

– Прошу прощения, сударыня… – несколько смешался Селивёрстов. Не иначе, ожидал обнаружить в купе наймита со свирепой рожей и ножом в кармане. – У нас билеты на эти места.

– Располагайтесь, господа, – тут же улыбнулась попутчица. – Места хватит всем.

Улыбка у неё была чудесная. Она будто освещала лицо девушки, делала его ещё мягче и привлекательнее. Есть женщины, улыбки которых преображают всё вокруг: будто весь день висели на небе хмурые тучи, и вдруг – раз! – выглянуло солнышко. Андрей почувствовал, как ёкнуло в груди, и сердце пропустило удар.

– Позвольте представиться, штабс-капитан в отставке Никодим Митрофанович Селивёрстов. Со мной товарищ – Андрей Павлович Сосновцев, учитель.

– Как мило, офицер и педагог! – засмеялась девушка. – Не думала, что у меня будут такие интересные попутчики. А я – Натали Русланова. Да присаживайтесь же, господа. Поезд сейчас тронется…

Обустроились, присели. Дверь Андрей оставил чуть-чуть приоткрытой, чтобы видеть проход. На всякий случай.

– Вы путешествуете одна? – продолжал между тем Селивёрстов. – Столь юное создание…

– Ничего не юное, – упрямо наклонила головку Натали. – Мне уже двадцать один год, и в Москву я еду учиться на театральных курсах. Хочу стать актрисой. Это моё самостоятельное решение, папенька пробовал отговорить, да потом оставил. Понял, что бесполезно.

– Если вы чувствуете в этом своё призвание, у вас наверняка всё получится! – не удержался Андрей. Девушка вызывала у него симпатию всё больше. – Уверен, время подтвердит правоту и моих слов, и вашего выбора.

– Между прочим, поступить на курсы не так просто, – сделала серьёзное лицо собеседница. – Там сложный экзамен. Нужно прочесть стихи или отрывок из прозаического произведения, лучше пьесы. И экзаменаторы – ведущие театральные режиссёры. А господа едут в Москву по делам, или развлечься?

– По делам, – важно кивнул Селивёрстов.

– Развлечься, – улыбнулся Сосновцев.

Получилось одновременно, и Натали заразительно рассмеялась. После смеха девушки беседа потекла легко и непринуждённо. Андрей много шутил, рассказывал байки из жизни училища и анекдоты, что порой происходили со студентами. Он не отрывал глаз от Натали, девушка это заметила и время от времени постреливала ответными лукавыми взглядами. Она охотно смеялась шуткам, делилась планами, даже продекламировала стихи. Сосновцеву понравилось, о чём он не замедлил сообщить во всеуслышание. Попутно выяснилось, что живёт Натали с отцом и экономкой в доме на берегу Клязьмы, и что у отца верфь, где он закладывает быстроходные яхты.

С Андреем Натали чувствовала себя на равных, но перед штабс-капитаном если не робела, то относилась к отставнику с явным почтением. Никодим Митрофанович и рад – сидел этаким мудрым, снисходительным дядюшкой, приставленным присматривать за молодёжью. Даже тон высказываний принял некоторый менторский оттенок. Ай да герр гауптман! Ну убеждённый холостяк!

Однако, несмотря на интерес к Натали, Сосновцев не забывал посматривать в приоткрытую дверь. И всё чаще, потому что в вагоне происходило странное. Вначале проводник вывел пожилую пару с чемоданами, ту самую, из четвёртого купе. Куда? В соседний вагон, больше некуда. А зачем? Ведь желающих уехать много, он сам видел столпотворение на перроне. Значит, свободных мест, наоборот, должно быть мало. Правильно, нет?

Селивёрстов принялся рассказывать нечто смешное из своей прежней армейской жизни, Натали смеялась, а в это время проводник вывел ещё троих – мужчину с баулом и молодую пару с сумками. Всё это почему-то не понравилось Сосновцеву. Он не мог логично объяснить происходящее, но в том, что пассажиры покидают вагон виделось нечто зловещее. Невольно напрашивалась аналогия с крысами и кораблём.

– Что-то никто не торопиться угостить нас чаем, – вступил он в беседу, когда отставник умолк, а Натали отсмеялась. – Пойду, узнаю, в чём дело. Вы предпочитаете крепкий, фройляйн? Или фрау? – пробросил наудачу.

– Фройляйн, – улыбнулась девушка. – Не очень крепкий, но сладкий.