— Не смешно! — вновь скривился Сикорский.
Х-м. Беру конверт, достаю листочек. Текст, сразу видно, коротенький, на пару абзацев. Разворачиваю и вчитываюсь. Смысл прочитанного с первого раза не улавливаю, читаю ещё раз и ещё. Розыгрыш? Да не может быть! Тогда что? Поднимаю голову и медленно проговариваю:
— Я этого не мог написать. Это подлог. Обман. Кто-то хочет ввести тебя в заблуждение. Кому-то нужно внести разлад в нашу компанию.
Игорь внимательно слушает и смотрит мне прямо в глаза, словно пытается за словами увидеть нечто недосказанное. А я продолжаю говорить, потому что и сам опешил от прочитанного, растерялся до такой степени, что даже не знаю, как реагировать на такое. И тяну время. Мне нужно все осмыслить и прийти в себя.
Как нельзя вовремя приезжает Второв, и я получаю так необходимую мне в этот момент передышку.
Николай Александрович хлопает за собой входной дверью, быстрыми стремительными шагами проносится по кабинету, плюхается на противоположное от меня кресло и всё это проделывает молча. Даже не здоровается с нами. Смотрит на меня, переводит взгляд на Сикорского:
— Что решили? Как договорились?
Я вообще теперь ничего не понимаю, перевожу ошалевший взгляд с одного на другого. Они что, вот ЭТО всерьёз восприняли? Так и держу злополучный листок бумаги в руке. Опускаю глаза, ещё раз прочитываю коротенький текст и аккуратно кладу лист на стол. Пора брать ситуацию под контроль. Потому что в отличие от своих товарищей и компаньонов, я точно знаю, что не писал этих слов.
— Доброе утро, Николай Александрович!
— Да какое оно доброе! — хмурится Второв. И не выдерживает, с ехидной, едва заметной усмешкой кривит бледные губы, выплёскивает на меня собственное раздражение. — А поведай-ка мне, Сергей Викторович, какая муха тебя укусила, что ты так срочно решил свою долю из компании забрать и с нами разбежаться? Или решил магаданским золотом лично заняться?
Если до этого момента я ещё собирался что-то нормально объяснить, как-то воздействовать на здравый смысл собеседников, то после упоминания о золоте у меня срывает планку:
— А ты, Николай Александрович, кроме как о золоте больше ни о чём думать не можешь?! По себе меня меряешь? Так зря! — перевожу взгляд на Игоря. С силой шмякаю ладонью о лакированную столешницу. Оба моих, смею надеяться, товарища вздрагивают от неожиданности. А я громко прихлопываю рукой злополучное письмо. — Дай чистый лист!
Сикорский достаёт из стола бумагу, пихает в мою сторону. Планирует вниз листок, скользит по лакированному дереву столешницы, сбивает чуть в сторону конверт. Тянусь за ручкой, одновременно резким жестом затыкаю собиравшегося что-то сказать Второва. Рука подрагивает от злости и перо с силой втыкается в чернильницу. Да и ладно! Корябаю на листе точно такой же короткий текст, царапая листок и разбрызгивая по сторонам мелкие фиолетовые капельки. Пофиг! — На, смотри! Сличай!
Толкаю оба листка Игорю и откидываюсь на спинку стула.
Мой, не хочу пока думать иначе, товарищ наклоняется над столом, сравнивает два одинаковых текста и явно над ними зависает.
Не выдерживает затянувшейся паузы Второв, вскакивает с места, склоняется над столом и тянется рукой к листочкам. Но не хватает их, отдёргивает пальцы в самый последний момент, словно обжигается. Шумно плюхается назад… Жалобно кряхтит под ним венское кресло, скрипит гнутыми ножками по деревянному полу. А Второв выдавливает:
— Ну?! Что там?
— Сам смотри, — отталкивает от себя листки Игорь. И поднимает голову, смотрит мне глаза в глаза. — Это как так?
— А вот так! — и из меня в этот момент словно выпускают весь воздух. Растекаюсь на стуле. Хорошо ещё, что стул со спинкой и есть какая-то подпорка для спины. Неужели засомневались? Э-эх!
Но и оставлять подобное недоверие просто так нельзя. Это сейчас я удивительно вовремя в столице оказался. А если бы нет? Если бы вот в такой подобный момент где-нибудь в Забайкальских или Европейских ебе… Г-м. Далеко находился? Тогда что? Всё?