Глубоко ночью сработала система. Сотрудники, следившие за работой поисковика, дежурившие в ту ночь, бегом бросились в комнату создания врат.

       Уже через полчаса туда же прибыли ставший к тому времени главой НИИ Гробышкин, его помощник Калистратов Евгений Палыч и старший научный сотрудник гуманоид Васперовский Джим Откар.

       Врата выглядели необычно, если трое врат открытых учёными Превии представляли собой едва видный межмировой ход, который в незнании можно и не заметить, то эти… Эти врата были уникальны. Радужная, меняющая цвет воронка, окутанная бледными синеватыми облаками.

       – Я был уверен, что он существует, – потёр руки Калистратов.

       Гробышкин хмурился. 

       – Чувствуешь, какая волна от него идёт? У меня виски ломит, и сердце стучит как бешеное.

       – Это от волнения, – подсказал Васперовский.

       – Отправим зонд?

       Все переглянулись. По-хорошему нужно было дождаться ответа научной комиссии и только потом… Но желание узнать, что за вратами, было слишком сильным. Уже через пять минут сотрудники НИИ, пребывающие в здании, смотрели, как беззвучный зонд вошёл в воронку и пропал в синей дымке.

       Через час зонд вернулся. Доктора расшифровали данные. Мир, в который открылись врата, был очень похож на пустыню. Зонд не зафиксировал в нем домов или построек, не было в расшифровке лесов и морей. Зато воздух, хоть и был пониженной температуры и обладал излишней влажностью был вполне пригоден для людей. В остальном же зонд определил синюю, ледяную пустошь, в которой зонд встретил только одно человекообразное существо с рогами и копытами. В тот момент, задуматься бы светилам, рога и копыта – что-то есть в этом нечистое, потустороннее. Но, доктора, едва расшифровав данные, кинулись в потаённый мир, дабы встретиться с единственным найденным в другом мире существом. 

       Синий леденящий кровь мир. 

       Гробышкин первым подошёл к существу, лежащему на синем песке. 

       – Это женщина! – удивлённо вскрикнул он.

       Аборигенка открыла глаза, по удивительно прекрасному лицу сбегали капельки пота. Женщина выгнулась и закричала. От её крика заложило слух, доктора отпрянули. У Калистратова пошла ушами кровь. Он бросился назад во врата. С ужасом бросился следом за ним и Васперовский, сжимая руками голову.

       Гробышкин остался, да он был учёным, но он был и доктором. И сейчас он видел перед собой женщину, страдающую, изгибающуюся в родовых муках. И рядом с ней не было никого, кроме Гробышкина. Превозмогая дикую головную боль, щурясь от плясавших в глазах огоньках, едва стоя на ватных ногах, он положил руку на живот несчастной и тихо проговорил:

       – Ничего, милая, ничего. Потерпи, сейчас я всё сделаю.

       Через полчаса он вышел, качаясь, из врат и положил на руки встречающих его медиков синеглазого младенца.

       Гробышкин попал в реанимацию с инфарктом. Многие медики пожимали плечами, дивясь силе воли начальника НИИ, ведь он перенёс инфаркт, принимая роды. И смог выйти на своих ногах!