Инстинктивно я толкнула Маслёнкина за колонну и приложила палец к губам.

– Ты меня стыдишься? – неожиданно спросил кавалер.

Я удивилась его реакции.

– Какая глупость! Просто папаша имеет привычку лезть не в свои дела.

Лицо тенора подёрнулось паутиной задумчивости. Цель жизни – лучший оперный театр страны – уже приблизилась, а тут вдруг девушка, от родителей которой можно ожидать чего угодно.

Осторожный и гордый Маслёнкин перестал приглашать меня на свидания, хотя время от времени звонил:

– Как дела, невестушка?

Какого чёрта? Пора определиться в своих предпочтениях.

– Скоро победный конец? – в очередной раз поинтересовалась Тина.

– Не, – сообщила я, краснея. – Ничего не выйдет, он не ведётся.

– Ну, и ладно, – отозвалась она, как показалось, с облегчением.

Однако меня неуспех задевал. Утереть Маслёнкину нос, объяснив, что его разыграли, я не могла – секрет был чужим. Поэтому, встречаясь у общих знакомых, я посылала ему воздушный поцелуй и выкрикивала три слова на языке, который преподавали в большинстве школ до и после войны, поэтому немецкий был распространён, как теперь английский:

– Ich liebe dich!

Выкрикивала громко и весело, чтобы окружающие не сомневались: никакого liebe и в помине нет. Изобретение кое-как утешало. Не думаю, чтобы Маслёнкин воспринимал слова всерьёз, однако по каким-то, ему одному известным соображениям, возобновил наши встречи.

Как-то в узком проходе Большого консерваторского зала на концерте модного заезжего пианиста мы столкнулись с любопытной парой. Белокурый молодой человек увлечённо беседовал с худой томной женщиной не первой молодости, со спокойным мягким выражением лица, какое бывает, если интересно не мнение собеседника, а он сам.

– Когда этот позёр играл рахманиновские «Маргаритки», – услыхала я хвостик фразы, – мне показалось, он сейчас кончит.

Я покраснела, как варёный рак: мои знакомые были аккуратнее в выражениях. Между тем дама засмеялась, что-то пошептала блондину на ухо и плавно ретировалась.

– Познакомься, наш аспирант Орленин, будущая знаменитость, – произнёс мой спутник нарочито напыщенно.

В противоположность Маслёнкину, его приятель оказался высокого роста, и мне пришлось сильно запрокинуть голову, чтобы разглядеть лицо. Глаза цвета хаки, крупный нос хорошей формы с едва проступающей горбинкой и мясистые, чётко очерченные губы. Выразительно вылепленный внушительный подбородок, округлый до нежности, словно требовал: погладь меня! Говорил Орленин глубоким мурлыкающим баритоном.

Внешность совершенно артистическая, но я не могла догадаться, кто он – певец, актёр, дирижёр?