Ясь тем временем переживал – как всегда – очередные сомнения в своём творчестве. На этот раз такие глубокие, что ему расхотелось даже вести дневник (к счастью, несмотря на это, так и не прекратил), потому что так описал возвращение Лема из Парижа (с датой 25 мая 1965 года):

Книгу Миллера, которую Лем дал Щепаньскому, «чтобы он учился», тот прочитал весьма быстро, и, вероятно, ему она помогла, потому что в июне он писал:

Сегодня разные версии того, что наши предки называли просто «хандрой», у нас каталогизированы по ящичкам и полочкам. Щепаньский в шестидесятые был после первого и перед вторым кругосветным путешествием, в дверях его квартиры сталкивались самые знаменитые писатели и сценаристы, вскоре он сыграет важную роль в польских демократических изменениях, но всё равно: всё, что он делает, кажется ему ненужным, маловажным и даже недостойным описаний в дневнике.

Сегодня у нас есть для этого «полочка», которая носит название «кризис среднего возраста». Согласно стереотипам от него страдают люди после сорока и он проявляется в постоянной разочарованности в былых успехах, которые любой другой считал бы поводом для зависти.

Стереотип также говорит, что традиционным мужским лекарством на это является покупка машины. Если так, то Щепаньскому и тут не повезло. Всё указывало на то, что в отличие от его друзей его меньше всего интересовали автомобили. В дневнике появляются упоминания о машинах, но «Сиренка», купленная в 1964 году, служила ему только для перемещения из пункта А в пункт Б – в дневнике больше внимания посвящено тому, что он делал в этих пунктах, чем самой езде.

Мрожека, Сцибора-Рыльского и Блоньского автомобили интересуют куда больше. Из писем видно, что каждый из них охотно участвует в обсуждениях о том, кто «сколько жрёт бензина и за сколько набирает сотню». Они переписывались не только с Лемом, но и между собой (к примеру, Сцибор-Рыльский с Мрожеком, Мрожек с Блоньским). Лем часто появлялся в этих письмах.

Мнение о Леме, как о гении автомобильных дел, контрастирует с тем, что говорили в семье. Существовало даже «проклятие Лема»[280] – все машины, которые он покупал, уникально часто ломались. Судя по описаниям этих поломок (жертвами чаще всего становились двигатели и подвески), по крайней мере, частично причиной этому могла служить любовь Лема к кавалерийской езде по плохим дорогам. Михал Зых вспоминает, что в детстве часто слышал с заднего сиденья свою тётю, которая обращалась к дяде: «Сташек, медленнее! Сташек, слишком быстро едешь!»[281]. Однако это ещё не всё.

Машина, как известно, требует регулярной замены разных эксплуатационных частей, её нужно регулярно осматривать. В Польше даже богатый писатель, который купил на заказ самый дорогой «Вартбург» по каталогу, должен был рано или поздно поехать на СТО. И тут начинается ужас, который в Польше известен хотя бы из комедии Бареи «Брюнет вечерней порой». («Не знаю, не разбираюсь, не ориентируюсь, работы много».)

«На одном СТО меня выставили за двери. Во втором развалили аккумулятор – 395 злотых отстегнул какому-то частнику»[282], – писал Лем Мрожеку в 1962 году. Простые поломки мог сделать его сосед, пан Зависляк, но – как знает каждый водитель – приходит время, когда нужна запчасть, которую нельзя отремонтировать самому. Такую запчасть можно было достать только на СТО или в «Motozbyt», но вот именно: достать. Это не был вопрос денег, это был вопрос связей.

У Лема их не было. Кем были его друзья? Писатель, сценарист, драматург, редактор… Если бы хоть директор обувного магазина, то директор СТО с кем-то таким ещё мог бы захотеть войти в квазиобмен. А Лему нечего было им предложить, кроме денег, разумеется, но в ПНР это мало что давало.

Тогда до него дошло, какую ошибку он совершил, покупая машину версии делюкс. Не ломается ведь только то, чего нет, – чем дороже машина, тем больше потенциальных проблем. В 1962 году Лем продал свой люкс-«Вартбург» и купил стандартный. В январе 1963 года он советовал Мрожеку «что купить?», так как сам недавно просматривал рынок:

Современных читателей, вероятно, удивляет увлечение Лема двухтактными двигателями, которые хоть и требовали более редкого обслуживания, но, в свою очередь, при каждой заправке для них нужно было собственноручно делать смесь из бензина и масла, а к тому же морочиться с муфтой свободного хода, которая регулярно ломалась у Лема. Лем ездил с испорченной[284], чем сокращал срок службы двигателя.

Интересно то, что, несмотря на все поломки, Лем постоянно считал «Вартбург» хорошей машиной и рекомендовал его всем, например Врублевскому[285] или Мрожеку, хоть в феврале 1963 года и писал следующее:

Уже в апреле 1964 года[287] Лем хотел избавиться от «Вартбурга», но не знал, чем его заменить. Он посетил краковский «Motozbyt» со Щепаньским[288], ничего из этого, однако, не вышло. «Сегодня ездили с Лемом в «Motozbyt», чтобы больше узнать про условия покупки машины. Мне кажется это каким-то скользким начинанием, и, собственно, я не сильно-то счастлив такому «повышению», – записал Щепаньский.

Однако в июле 1964 года появился шанс: Лем получил в РКО машину марки «Варшава»[289]. Его не интересовала эта машина, даже не ездил на ней. Хотел продать вместе с «Вартбургом» – рассчитывал, что получит тогда 185 тысяч, но интересующие его машины начинались с 230 тысяч. В феврале 1965 года Лем был в шаге от успеха. В «Motozbyt» ему сказали, что в Варшаве можно купить настоящую западную машину – выпущенный в Италии «Фиат 1800», последний экземпляр, настоящая удача.