Хотя сейчас речь не о ней.

Суть в том, что Матильда ошибалась, думая, что, увидев ее в гневе, он поступит так, как ей хотелось.

Она вдруг потупила взгляд и посмотрела на свои крепко сцепленные руки. Рассматривая ее длинные, изящные пальчики, Энцо вспоминал, что чувствовал, когда они прикасались к его телу. Когда обхватывали его возбужденную плоть…

– Энцо, мне очень жаль, – выдавила Матильда. – Знаю, ты злишься. Я сделала ошибку. И я не знаю, что еще я могу сделать.

Что-то в ее словах затронуло те части его души, которые, как ему казалось, он давно похоронил после возвращения с острова в Италию. Но он не стал обращать внимания на свои чувства, ожесточаясь еще больше.

– Ты ничего не можешь сделать, – ответил он. – Разве что дать мне все, чего я хочу.

Матильда едва сдерживалась, чтобы не взорваться от злости. Ей хотелось вскочить и крикнуть ему в лицо, что он может вымещать зло на ней, но не на их сыне.

Но она промолчала.

Ведь ей некого было винить, кроме себя. Ей тогда следовало отложить свои страхи и сказать ему правду.

Матильда сделала глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, но ее легкие тут же наполнились волнующим ароматом лосьона после бритья, и она могла думала только о том, как приятно пахло от Энцо.

Господи, что за мысли лезли ей в голову.

То утро, когда ей пришлось поднимать Саймона и отправляться в дорогу, было само по себе небольшим кошмаром, особенно после бессонной ночи.

Генри держался отстраненно, когда прощался с ребенком и с ней. Он не предложил ей никаких слов утешения и даже не обнял ее. Просто кивнул и сказал, что увидится с ней позже.

У Матильды возникло такое чувство, словно он прощался с ней навсегда.

Ее сердце пронзила знакомая боль. Явное равнодушие Генри заставило ее почувствовать себя снова десятилетней сиротой, навязанной тете и дяде, которые были слишком заняты собственным потрясением и скорбью, чтобы найти для нее слова утешения.

Они приняли ее в свой дом, но Матильда в глубине души понимала, что они никогда не хотели детей. И они не хотели ее.

И сейчас она тоже оказалась никому не нужной.

Матильда стиснула зубы, решив не злиться на Энцо и оставить прошлое, которое он разворошил, в прошлом. Прежде всего, ей следовало думать о сыне и о том, что будет лучшим для него.

Не поднимая глаз, она продолжала смотреть на свои руки, чтобы не встречаться взглядом с Энцо, сидевшим напротив и наблюдавшим за ней подобно ястребу. Но в его золотисто-янтарных глазах также полыхала страсть.

Он хотел ее, независимо от того, каким ледяным тоном разговаривал с ней.