Выходя оттуда после душа, он столкнулся с Ликой. В узком коридорчике не пришлось прибегать к каким-либо ухищрениям, чтобы прижаться к ее груди – на такую грудь архитекторы, безусловно, не рассчитывали. Просто не могли. Даже Рубенс – и тот бы, пожалуй, не смог. Не то, что современные архитекторы.

Протиснувшись боком мимо остановившегося Михаила, Лика без всякого выражения сказала:

– Идите, раздевайтесь и ложитесь. Я сейчас.

Он не стал выяснять, с чего это вдруг она опять перешла с ним на «вы». Имело значение совсем другое – «раздевайтесь и ложитесь»! И еще то, что на ней уже был халат, а не костюм.

Свет в комнате оказался выключен – видимо, специально. Слабое сияние просачивалось в комнату с улицы через занавески там, где плотные шторы не перекрывали их. В комнате было свежо.

Михаил лежал под одеялом, согревая постель и прислушиваясь к падающим в ванну струям воды. Он ощущал новую для себя мягкость ложа и аромат белья. И его сладко томило ожидание близости с женщиной, которой еще не знал.

Вода перестала шуметь. Послышалось шуршание простыни, которой вытиралась Лика. Потом все смолкло, но она все не шла. Михаил подумал, что сейчас она может разглядывать себя в зеркале прежде чем выйти к нему – лицо, грудь, прическу. Жаль, но зеркало в ванной было слишком мало, чтобы вместить в себя такую женщину всю целиком. Для этого надо было глядеться в другое зеркало, висевшее в прихожей, где она отражалась бы в полный рост – замечательно красивая женщина в полной зрелости, знающая, что при ней есть и остается и что уже может начать уходить.

Но в прихожей было темно. Что-то ее все же задерживало. Контрацептивы? Сомнения? Нет, сомнения вряд ли. Решившись, она по своему характеру должна была пойти до конца – это здорово чувствовалось в ней. Да и кормила она на ночь мужика как на работу.

Но вот щелкнула задвижка. Лика вышла в коридор. Послышалось шарканье шагов, довольно неожиданное для такой сильной женщины, но тут же подумалось, что на ней просто ночные туфли без задников.

Она появилась в дверном проеме, резко повернулась, шагнула через порог, бросив короткое: «Не смотрите!» (снова на «вы») – хотя на ней все еще был халат.

– Еще чего-не смотреть! – радуясь ее появлению, отозвался на ее требование Михаил.

– Разлегся тут, – с напускной строгостью и недовольством заметила она и еще плотней задернула штору на окне. Вдруг сразу перешла на другой тон.

– Я сниму шиньон, чтоб не мешать вам.

Послышалось шуршание снимаемого халата, стук шпилек, падающих на стекло. Затем совсем рядом с постелью раздалось повелительное:

– Подвиньтесь! А то разлегся тут один!

Все-таки она была здорово взвинчена, если так часто путала «ты» и «вы». Михаил отодвинулся вглубь и распахнул перед ней одеяло.

– Нахал. Разлегся тут… – начала она

– …как в своей постели, – досказал Михаил.

– Конечно, нахал! – подтвердила она с вызовом, очевидно, рассчитывая, что Михаил примется ей возражать.

Однако он промолчал