Оставалась совсем небольшая надежда, что я ослышался, хотя слова прозвучали вполне четко. Переспрашивать надобности не было никакой.
— Говорю, что тело Квинта Дорабеллы Луца найдено! — проскрежетал теперь уже Паримед.
Я облизал пересохшие губы. А вот это плохо по-настоящему. Хотя очень похоже на блеф, потому что труп центуриона был мною похоронен в довольно укромном месте. Чтобы найти тело, необходимо было знать, где искать. Но и это сейчас второстепенно. Важнее, что грек, по сути, прямо обозначал, что он в курсе моего небольшого секрета. В лоб давал понять, что знал — никакой я не центурион.
Я почувствовал, как от напряжения засвербило в горле. Любопытно, откуда только Паримед это знал? В любом случае, спорить было бы уже глупо, отнекиваться тоже. Хотя слова Паримеда ставили ситуацию с ног на голову.
Я решил принять его утверждение за данность, и уже исходя из этого строить дальнейший диалог.
— Откуда у тебя информация? — строго спросил я.
— Из надежных источников. Больше не скажу.
— Кто еще в курсе? — мне следовало выпытать побольше информации из грека, пока он, съедаемый стыдом, готов говорить.
Кроме того, обычно нахрапом, застав собеседника врасплох, можно узнать немало нового.
— У нас с Корнелием одинаковые источники, — ответил грек, чуть поразмыслив.
— Свидетели Верба знают?
— Сомневаюсь… они… скажем так, представляют интересы других лиц.
— Каких?
— Я не знаю, клянусь Юпитером.
Ясно. Теперь замолчал я. Следовало все хорошенько взвесить. Если предположить, что свидетели представляли покупателя, и его интересы шли вразрез с интересами Суллы… не то. Все не то, покупателю совершенно ни к чему вставлять себе палки в колеса, это попросту глупо. Ему невыгодно, если сделка не состоится. И вариант сбивания цены тут не подходит совсем. Если тело Дорабеллы действительно нашли, то покупателю выгодно заключиться как можно скорее, со скоростью света. С другой стороны, возможно, что он боится аннуляции контрактуса. В общем, вариантов вагон и маленькая тележка. С нахрапу этот ребус не решить. Понятно лишь то, что происходящее кому-то явно выгодно.
— Почему я до сих пор жив? — я решил спросить у грека прямо.
Ответил он тоже прямо, и в его словах я не услышал фальши. Скорее всего, Паримед искренне так считал.
— У тебя есть время до утра, — честно заявил Паримед. — Потом тебя убьют.
Вот это ясность внесли. Потом меня убьют.
Я помолчал.