— О! Для вас никакого!
— Да! — огрызнулась девочка. — Для меня никакого!
С минуты две Лилиана молчала, но потом опять не выдержала и спросила.
— Почему он так одет?
— Не знаю.
— Где ты его подобрала?
— Мне не нравится постановка вашего вопроса.
— О, извольте, — скривила губы Лилиана и вновь, как и до этого, сложив на груди руки, отвернулась от них и стала наблюдать за дорогой.
Примерно через час стал накрапывать дождичек, пришлось сделать вторую остановку, чтобы поднять крышу коляски. А сердце Гедовин было не на месте, она чувствовала такую боль в душе и почти панический страх, потому что она знала — знала и все тут — что это не просто дурное предчувствие или тревога от неведения, но это знание, значение того, что случилось что-то плохое. А что еще это могло означать, если не… Гедовин невольно вздрогнула и чтобы отвлечься решила поиграть со своим спутником. По крайне мере это позволит уйти хоть ненадолго от тягостных мыслей. Она расстелила ковер на полу коляски и достала из сумки свою любимую игру, которую пару лет назад ей подарила бабушка — это строительство моста. Игроки разделялись на нескольких подрядчиков, которые должны были построить мост, затратив как можно меньше своих средств и выудив как можно больше материалов, строительных работ от своих конкурентов. Два кубика, которые бросались попеременно игроками, определяли количество ходов: сколько необходимо использовать своих материалов и сколько штрафных работ назначает смотритель стройки. При этом мост действительно сооружался из маленьких деталей с выступами и впадинами, идеально подходящих друг к другу. Гувернантка, на счастье Гедовин, промолчала и вскоре, как они начали играть, мирно засопела под шум накрапывающего дождя.
— А ты схватываешь на лету! — похвалила мальчика Гедовин. — Тут, конечно, ничего сложного, но все равно нужно разбираться, что и как делать. Дай мне штрафной кубик, — попросила она, на этот раз, не указывая на него, и мальчик дал ей нужный кубик. — Ты запомнил! — воскликнула девочка. — Значит… это, — сказала она, указав на свою сумку, — сумка. Это, — она провела рукой по внутренней крыше коляски, — коляска.
Гедовин растягивала слова, произнося их четко и по слогам, чтобы он уловил правильное звучание и расслышал все звуки в словах. Мальчик очень сосредоточенно следил за ней и внимательно слушал, впитывая каждый звук. Он запоминал слова, которые она ему называла, но наотрез отказался повторить их. Гедовин жестом попросила его произнести слово, но он только с испуганным видом покачал головой.
— Боишься, что не сможешь повторить также? Но ведь я бы тебя поправила, помогла.
Но, увы, ее заверения были ему пока недоступны для понимания, а на жестах это объяснить довольно сложно. Мост так и не был достроен, когда коляска остановилась: перед ними были городские ворота Рувира, было, действительно, где-то около двух часов дня. Гедовин хотела разбудить гувернантку, но та проснулась сама, надев непромокаемый плащ и накрыв им документы, она вынырнула наружу.
Едва Гедовин вернулась к тревогам реального мира, как волна боли буквально накрыла ее, ей хотелось вскрикнуть, глубоко вздохнуть, но она не могла. Кто-то потряс ее за плечо, вздрогнув, девочка обнаружила себя лежащей на полу коляски, сидя подле нее на корточках, ее друг старался привести ее в чувство. Она потеряла сознание, от боли, душевной боли! Теперь уже глупо было лгать самой себе, Гедовин заплакала.
Мальчик вовремя помог ей подняться, усадив ее на сиденье до возвращения гувернантки. Окинув взглядом ревущую Гедовин, та оторопела произнесла.
— Я же еще ничего не сказала, откуда ты?..
Ворота города открылись, пропустив внутрь коляску, которая медленно покатилась по мокрым мощеным камнем улицам. Рувир был небольшим, но очень необычным городом, совмещая в себе такие древние сооружения, как библиотека и амфитеатр, а также новые, ничем непримечательные дома простых людей и богатые особняки знатных особ. Здесь стоило только начать разрабатывать землю, как сразу же можно было найти свидетельства старины, когда Рувир славился своей библиотекой, активно участвовал в жизни страны, в отличие от теперешнего состояния, когда каждый старался закрыться в своем доме, поменьше знать о проблемах других и больше заниматься собственным жизненным укладом. Театральная и в целом творческая жизнь города постепенно угасала: все меньше постановок организовывалось, практически ни один творческий коллектив не ездил в другие поселения на гастроли, зато приезжали труппы из Истмирры, оживляя ненадолго будни Рувира. Выступали приезжие в основном в амфитеатре, на который уже сорок лет практически не выделялись средства, с тех самых пор, как Рувир перешел в состав Гриальша.
Все время до дома госпожи Руяны, гувернантка мужественно терпела слезы девочки, но потом не выдержала и попросила ее успокоиться.
— Барышня, пожалуйста, соберитесь и постарайтесь успокоиться. Подумайте, вам же не хочется в такую минуту выслушивать замечания отца?
— Да мне все равно, что он скажет! — в отчаянии воскликнула Гедовин и, не дожидаясь, когда коляска остановится, буквально проскользнула меж рук пытавшейся остановить ее гувернантки и выпрыгнула наружу.