– И мы знаем, что она вряд ли уехала добровольно, иначе почему ее вещи остались лежать в машине, как будто ее похитили силой?

– Знаю. И да, это полная бессмыслица. – Я тяну за ремень безопасности. Он слишком тугой, и мне в нем неудобно. Автомобили вызывают у меня чувство клаустрофобии, а когда к скуке примешивается нетерпение, поездки приводят меня в бешенство. Пару секунд я склоняюсь к тому, что эти две вещи, пожалуй, никак не связаны. Вдруг Харрис просто в мое отсутствие сбежал с другой женщиной? Нет, это тоже полная ерунда. Зачем ему куда-то уезжать? При желании он мог выбрать кого угодно, да и вряд ли он сказал бы мне, что хочет восстановить отношения, если бы встречался с кем-то еще.

Голова идет кругом, но мысли в ней все как одна старые и усталые. Как будто я раз за разом прокручиваю одни и те же вероятные сценарии, пытаясь собрать головоломку, фрагменты которой никак не стыкуются. Вдруг у Мередит с Харрисом уже давно что-то было? Что, если именно поэтому он больше не хотел оставаться со мной? Что, если именно поэтому она убежала с ним – потому что боялась всем нам в этом признаться?

Я вздыхаю и принимаюсь считать проезжающие мимо нас синие автомобили. Мне нужно отвлечься, пусть даже ненадолго. Мой мозг кричит, требуя отдых от этого кошмара. Через семнадцать миль и две синие машины мои мысли вновь возвращаются к Мередит и Харрису.

Я пытаюсь представить, как они касаются друг друга, как целуются, и мне делается дурно. Опустив окно, я жадно хватаю ртом свежий воздух, пока тошнота не утихнет.

– Хорошо. Предлагаю подумать. – Ронан судорожно вздыхает. Сегодня он весь на нервах, как будто готов к любому повороту событий. До того как мы выехали, я видела, как он вытащил из сумки футляр с пистолетом, собрал и зарядил его, после чего засунул в кобуру.

Если до этого момента весь этот кошмар еще не казался мне реальным, то теперь никаких сомнений не осталось.

– Мы должны взглянуть на это дело со всех сторон, – задумчиво произносит Ронан, нахмурив брови. Я достаю телефон, открываю веб-сайт Си-эн-эн и едва не задыхаюсь, увидев в верхней части экрана мигающий красный флажок и слова «Срочные новости».

– О господи!

– Что такое? – оживает Ронан, обращая на меня внимание. Нажав на мигающий баннер, я открываю ссылку на статью, но та загружается целую вечность, и все это время я сижу ни жива ни мертва и едва могу дышать.

– Срочные новости, – отвечаю я, еле ворочая языком, и хватаю ртом воздух. Конечно, если что-то случится, мать непременно мне позвонит. И хотя я не надеюсь на звонок от Эндрю, я не могу представить себе, чтобы кто-то из них допустил, чтобы я узнала обо всем из новостей.

Наконец белый экран загружается, наполняется текстом, и верхнюю его часть заполняет фотография белокурой девочки с косичками. Заголовок гласит: «Алабама – малышка, похищенная средь бела дня».

Я вздыхаю и пробегаю глазами статью о двухлетней девочке, похищенной с игровой площадки в парке. Мать тоже была там, но, видимо, заболталась с другой мамашей. И когда повернула голову, не увидела дочери. Некая свидетельница утверждает, что примерно в это время видела серый минивэн, который на всей скорости несся прочь.

Я перестаю читать.

К статье уже есть три тысячи семьсот восемьдесят два комментария, и это всего за двадцать девять минут.

Я возвращаюсь к первой странице и прокручиваю текст дальше. Заголовок с именем моей сестры в самом низу, как будто он старый и несвежий, и всего на несколько новостных сюжетов отстоит от полного забвения.

Да, с нашим обществом явно что-то не так.

Мы воспринимаем трагедии как развлечение. Мы горды тем, что помогаем раскрывать преступления, не вставая с дивана, но как только сенсация угасает и дело устаревает, мы переходим к следующей захватывающей истории.

А СМИ! У них свой шкурный интерес. Чтобы делать деньги, им нужны броские заголовки. Истории, которые будоражат эмоции, собирают трафик и клики по рекламе.

Я надеюсь, что ребенка из Алабамы найдут, но видеть, как забывают про мою сестру, – это удар кинжалом в сердце.