— Чем раньше, тем лучше, — ответил я.

— Утром будет у нас на сухом складе для лодок, — без тени сомнения ответил Тям.

И я понял, что да — будет. И будет именно завтра утром. Пацан сказал — пацан сделал, как говорили у нас в молодости.

— Ладно, пошли, — сказал Тям, заметив пару плечистых «антикваров». — Не нужно наши рожи на камерах светить.

И то верно, мы отвернулись от камер на заборе и пошли.

На границе Центрального рынка мы попрощались:

— Завтра утром, — пообещал Тям. — Все будет готово.

— Я буду, — твердо пообещал я.

Конечно я буду! Я такого никогда не пропустил бы.

С тем мы и разошлись каждый в свою сторону. Тям на пристань, а я к лапшевне бабули Хо.

— Вернулся, пропащий, — приветствовала меня бабуля, когда я вошел в стеклянную дверь лапшевни, звякнув дверным колокольчиком. — Дуй овощи резать.

— Ага, вернулся, — отозвался я, проходя на кухню, вешая трость на вешалку и надевая фартук. — А, чего пропащий-то?

— Да девицы твои все темечко мне продолбили вопросам, где ты, да когда ты, — усмехнулась бабуля. — Ты уж разберись со своим гаремом, пока он из под контроля не вышел. А то так взбрыкнут, что уже не осадишь.

— Да чего гарем-то, — пробормотал я, разрезая лук. — Мы просто друзья.

Бабуля ничего мне на это не сказала. Но прекратив истошно, очень натурально по-лошадиному ржать, спросила:

— Так получилось вопрос твой с береговыми порешать?

— А как же, — отозвался я, засыпая лук на шкворчащее масло в горячей сковороде. — Все порешали. Обо всем договорились.

— О чем договорились-то?

— Ну, я кое-что сделаю для них, а они помогут мне, — коротко объяснил я.

— Ха! Так значит, они тебя-таки подрядили поработать за большое спасибо? От хитрецы, от пройдохи! — захохотала бабуля.