– И что в них приметного? – буркнул Минотавр.
– То, что вешки сделаны из не-примаров. Понимаешь? Из тех, кто пришел в Тахмасиб, а их не звали.
Минотавр даже запнулся. Остановился. Внимательнее осмотрелся. Представились фигуры, точнее – иссохшие останки, служившие в последнем предназначении указателями движения сквозь лабиринт щелей и трещин. Показалось, будто узрел их – во множестве и разных позах, по большей части неестественных, будто смерть оказалась мучительнее жизни. Но чем пристальнее вглядывался, тем больше деталей открывалось. Среди останков возникали искореженные роботы-первопроходцы, их сотнями гнали на завоевание Голоконды. Они здесь гибли теми же сотнями, проваливаясь в подземные атомные котлы, попадая в окружение Красных колец, плавясь в утробе чудовищных Огневиков, но упорно продвигаясь вперед и вперед, вгрызаясь манипуляторами в радиоактивную почву, устанавливая вешки для тех, кто шли за ними, расчищая площадки для посадки грузовых транспортеров, и снова вперед – ломаясь, плавясь, проваливаясь, сгорая, отдавая металлические жизни во славу первопроходцев… Минотавр даже боднул башкой, избавляясь от видений завоевания Голоконды. Это помогло, остались только Черные скалы, глубокие трещины, в них струился ручьями и водопадами черный песок, устилая дно хрусткой массой.
Нить подошла к Минотавру, посмотрела снизу вверх:
– Прости. Я не хотела так шутить. Мне самой здесь не нравится… кажется это все он… ну, тот космонавт, который упал… а вокруг, – его мысли… будто то, о чем он думал перед смертью, обрело жизнь… а примары – его воспоминания о тех, кого он знал… Понимаешь?! То, что ты не примар, это… это хорошо! Не хочу быть чьей-то мыслью! – Звонкий голос стал еще звонче. Эхо раскатилось, отразилось, зазвучало со всех сторон, казалось, одновременно крикнул десяток Нитей.
Она раскинула руки, будто собиралась его обнять за талию, Минотавр отшатнулся, цилиндр атомной мины качнулся назад, и он чуть не опрокинулся на спину, а бедовый отпрыск рассмеялся, отскочил, развернулся на пятке и зашагал по извилистой трещине черного лабиринта.
5. Ключ
Когда они вновь выбрались на поверхность плато, Минотавр наконец-то разглядел голову Погибшего Космонавта. Осколки мозаики сложились в мозгу. Вот узнаваемые очертания шеи, прорезанной мощными венами и с выступающим кадыком, задранный массивный подбородок, мешанина складок и выступающее дыхало – все то, что отличало примара даже в его каменном послесмертии. Минотавр поежился от столь непомерного сходства стихийного порождения тектонических сил с живым существом. Примаров с оговорками можно назвать живыми, но все-таки… Кроме того, плато испещряла уйма червоточин, над которыми курился дым, похожий на тот, что рождали фабрики, выбрасывая в атмосферу Венеры наноботы. Но здесь это результат активной внутренней жизни Голоконды, она прорывалась на поверхность фугасными взрывами, оставляя червоточины. В одну из них Минотавр заглянул, но разглядел лишь багровый отсвет, скорее всего лавы, текущей по артериально-венозному лабиринту Космонавта.
Нить выбрала еле приметную тропку, опять ведущую круто вверх. Минотавру стало не до окружающих красот. Приходилось сгибаться к склону, чуть не цепляя рогами лежащие там и тут валуны. Атомная мина вела себя будто живая, выбирая наиболее сложные отрезки, чтобы в очередной раз попытаться вырваться из рук. Выпусти Минотавр стальной цилиндр здесь, лежать тому в пропасти, откуда мину не выковырять никакими усилиями.
Подбородок Космонавта нависал над ними неприступной горной цитаделью. Без дополнительного снаряжения туда не забраться. Разве поблизости окажется атомный танк с выпущенными боковыми манипуляторами и поднимет их туда, где начиналось Лицо. Нить остановилась, озираясь по сторонам, возможно, этот самый танк и выискивая, а Минотавр с глухим рычанием скатил стальной цилиндр с плеч, установил его вертикально и для пущей надежности оперся на его плоский срез с прикрытым мембраной детонационным отверстием. Сами детонаторы позвякивали у Минотавра в кармане. На всякий случай он запасся тремя штуками – запаянными в эбонит штырями с его ладонь величиной.
– Куда теперь? – поинтересовался у Нити, которая впервые за время пути выглядела растерянной. Будто и впрямь потеряла направление, хотя дальнейший путь ясен и головастику – минуя Подбородок, на Лицо Космонавта.
– Туда, – тем не менее указала Нить. – Только не пойму – как… Ты по отвесной скале ползать умеешь? У тебя руки к камням приклеиваются? Как у геккона?
Кто такие гекконы, Минотавр не знал, но был уверен, что таких дарований у него нет. Руки к камням не приклеивались. Насколько он помнил, во всяком случае.
Правильно расценив его молчание, Нить пожала плечами, подошла к отвесной скале, потрогала, ощупала.
– Рванем здесь, – предложил Минотавр. – Мощности хватит разнести не только Голову, но и остальные части тела.
– Ты не понимаешь, – ответила Нить. – Взрывать можно только там. И проход откроется только там…
Минотавр сильнее оперся локтем на стальной цилиндр. Начинать старый разговор здесь, когда они почти добрались до назначенного места, не хотелось. Отговорились еще на «Адажио Ди Минор», когда Нить заявила, что нужно уходить и уходить туда, куда просто так не попадают. На берег Океана Манеева.
Берег Океана Манеева.
Минотавр тогда растерялся. Не мог решить – говорит Нить серьезно или ей стукнула в голову безумная идея, сулящая Минотавру море проблем. И еще он подумал, что под Океаном Манеева Нить понимает нечто иное, нежели он сам. Такое возможно, когда дело касается потустороннего посмертного существования, и отнюдь не гарантировано, что кто-то знает больше.
– Я снова не хочу умирать, – заявил Минотавр, крутанулся на вертящемся седалище перед роялем и ударил по клавишам прямыми пальцами, стараясь извлечь из инструмента нечто импровизационно-жизнеутверждающее. – Подыхать – скверное занятие, – еще раз повторил на другой тональности.