Однако у британцев в Санкт-Петербурге действовала своя агентура. Она была связана с масонскими структурами, так или иначе ориентирующимися на Лондон. Умело использовала недовольство Павлом в дворянских и аристократических кругах. Заговор составили лица из ближайшего окружения царя. Те, кого он считал самыми надежными, доверенными. Петр Пален, генерал-губернатор Санкт-Петербурга и начальник тайной полиции. Вице-канцлер Никита Панин. Присоединились командиры полков Лейб-гвардии: Преображенского, Семеновского, Кавалергардского, и еще ряд лиц. А субсидировало заговор правительство Англии. Его нити держал в руках и фактически возглавлял британский посол Чарльз Уитворт. Участники переворота собирались на квартире его любовницы Ольги Жеребцовой.

Этот тайный кружок действовал четко и планомерно. Первым делом были устранены фигуры, способные помешать заговорщикам. Одной из них был Суворов, триумфально возвращавшийся из Итальянского и Швейцарского походов, возведенный царем в высший чин генералиссимуса. Полководца снова постарались оклеветать, и он еще по дороге попал в опалу. Приехал в столицу тяжелобольным и вскоре преставился. Устранили и лейб-казаков братьев Грузиновых – один из них был любимцем царя и его персональным телохранителем. Грузиновых обвинили в «якобинстве», подготовке переворота. Добились их высылки на Дон. А там, вдалеке от царя, устроили скороспелый суд. Невзирая даже на протесты прокурора, Грузиновых и нескольких их родственников поспешно казнили как «заговорщиков» [29, 30].

Предпринимались усилия и в другом направлении. Возбудить недовольство Павлом, выставить его сумасбродом, чтобы он окончательно растерял авторитет. Для этого приближенные убедили Павла принять план войны с англичанами, предложенный Наполеоном. Послать всех донских, оренбургских и уральских казаков завоевывать Индию. На самом-то деле проект был провокацией Бонапарта. Загнать силы русских подальше, пускай погибают в пустынях, развязав французам руки в Европе. Отправку в Индию французской армии Наполеон откладывал под разными предлогами. Но заговорщики представили Павлу расчеты, что план вполне реальный и до Индии казаки доберутся за 4 месяца. Десятки тысяч великолепных воинов в начале 1801 года погнали в зимнюю степь – по сути, на погибель [30, 31].

Но и до Павла стали доходить сигналы, что против него готовится переворот. Он помнил судьбу отца. Понимал, насколько он беззащитен в Зимнем дворце, как и в любой другой царской резиденции. Все они были роскошными, великолепно украшенными, но требований безопасности никогда не учитывали. Павел повелел в экстренном порядке строить Михайловский замок. Защищенный прочными стенами, отделенный от города рвом, подъемным мостом. Царь с домочадцами переехал туда 1 февраля 1801 года – в страшной спешке, когда строительные работы еще не были даже завершены. Многие помещения были еще не доделаны. Императорскую семью и прислугу размещали временно, как получится. Штукатурка не высохла, всюду было очень сыро, и на подоконники клали свежий хлеб, чтобы он впитывал влагу.

На самом же деле эти страхи царя и способы укрыться от них поддерживали… сами заговорщики. А скорее, подсказывали их. В многолюдном Зимнем дворце расправиться с государем было не слишком удобно. Слишком много слуг, все комнаты сообщаются между собой. Уединяясь в Михайловском замке, Павел сам загонял себя в ловушку. Его врагам стены, рвы и мосты ничуть не мешали. Они же находились рядом с Павлом, в его ближайшем окружении.

Тем временем другая группа масонов – Строганов, Кочубей, Чарторижский, Новосильцев – давно и уютно пристроилась вокруг наследника Александра Павловича. Его голова уже кружилась от либеральных идей, он грезил «конституциями», дворянскими «свободами». Начал фрондировать против отца. Перед решающим ударом обе группировки объединили усилия, чтобы вовлечь его в замыслы переворота. Пален ложным доносом о заговоре добился от императора письменного приказа арестовать наследника, показал его Александру. Хотя приказ мог быть и фальшивкой – теперь это проверить уже невозможно. Заговорщики ради приличия заверили царевича, что Павла заставят отречься от престола, но никакого вреда не причинят.

Александр знал, когда все случится. В ночь на 12 марта он и его жена не спали, были одеты, ожидая известий [32]. Однако убийцы во главе с Паленом прекрасно представляли, как они будут действовать. Для себя они никаких иллюзий не строили. Вломились в спальню царя и зверски прикончили его. После этого Пален явился к Александру и известил – его отец мертв. Наследник разрыдался, что-то пытался говорить об обещаниях. Но Пален цинично отрезал: «Хватит ребячиться, ступайте царствовать!» [33]

Действительно ли Александр верил, что отца оставят живым, что такое возможно? Или хотел верить? А теперь выхода не было? Или уже и сам испугался отправиться вслед за отцом? Он явился к матери, Марии Федоровне. Бросился перед ней на колени. Рыдал, бился в истерике. Ему принесли воды, кое-как успокоили [34]. Потом Александр вышел на балкон, чтобы показаться собранным солдатам Лейб-гвардии. Произнес фразу: «Батюшка скончался апоплексическим ударом. Все при мне будет как при бабушке» [33]. А тем самым покрыл убийц. И на себя тоже взял ответственность за страшное преступление. Его брат Константин отреагировал иначе. Говорил, что никогда не займет трон, запачканный отцовской кровью…

Убийство Павла I заговорщиками под фактическим руководством английского посла Чарльза Уитворта

Лживое заключение о смерти от апоплексического удара подписал лейб-хирург Яков Виллие. Он же приводил обезображенного покойника в более-менее «приличный» вид для прощания и похорон. И любопытно отметить еще одно совпадение. Упоминавшийся Израиль Бланк, впоследствии окрестившийся в Сампсониевской церкви, был сотрудником и помощником Виллие. В доме этого лейб-медика родилась и Мария Бланк, мать Ленина. Очевидно, роды принимал Виллие.

ГЛАВА 6. ТОРЖЕСТВО РЕФОРМАТОРОВ

Из цареубийц поначалу карьера оборвалась только у одного Палена. Он более других «засветился». Слишком грубо и цинично позволил себе вести себя в ночь переворота. Стал персональным врагом вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны. Да и Александр не забыл, как обращался с ним Пален. Под предлогом болезни он был уволен в отставку с предписанием выехать в свое прибалтийское имение. Но вполне может быть, что истинными дирижерами для него как раз и предназначалась такая роль – орудия преступления, которое потом становится ненужным. Другие сообщники даже получили повышения. Однако и их со временем убирали. Никите Панину как одному из организаторов цареубийства было совсем не прилично сверкать на международной арене, и его вытеснили в отставку высокопоставленный масон Куракин, бывший посол в Англии Воронцов. Очень влиятельными стали братья Зубовы. Но ненадолго. Члены императорской семьи демонстрировали им презрение. За ними демонстративно установили полицейский надзор. Они все поняли, удалились от дел.

Выдвинулась другая группа масонов – та самая, которая давно опекала Александра в качестве его «молодых друзей». Они предложили царю создать «негласный комитет» в своем собственном составе, обсуждать и вырабатывать планы преобразования государства. Александр согласился, и в комитет (его полушутливо назвали «Комитетом общественного спасения») вошли те же Строганов, Кочубей, Чарторыйский, Новосильцев, Голицын. Они привлекли Михаила Сперанского, очень талантливого администратора и юриста – он был выходцем из семьи священника, но в семинарии увлекся трудами французских вольнодумцев. Поэтому с церковной линии свернул на государственную службу, а там вообще попал под влияние радикального масонского эмиссара, немца Брюкнера.

Александр I в полной мере оправдал надежды, которые возлагались на него организаторами переворота. Конфликт с Англией и трения с Австрией он сразу же замял. С британцами подписали дружественную конвенцию, отказавшись от каких-либо претензий, в том числе и от Мальты. Был снят арест с британских судов и активов в России, их купцов запустили свободно торговать в нашей стране, ее захлестнул английский импорт. А попутно, под британским влиянием, при дворе и в военном ведомстве была внедрена установка, что Россия – сухопутная держава, военно-морской флот ей совершенно не нужен, это лишь «обременительная роскошь». Такой поворот привел к отставке непобедимого адмирала Федора Ушакова.

Первыми же актами Александра I были помилованы 156 заключенных, осужденных при Павле за политические и уголовные преступления. На службу возвратились 12 тысяч уволенных за злоупотребления или иные неблаговидные дела. Царь объявил амнистию беглецам, укрывшимся за границей. Снял запрет на ввоз в Россию иностранной литературы. Восстановил действие Жалованной грамоты дворянству, перечеркнув указы отца об обязательной службе, о телесных наказаниях дворянам за серьезные преступления. Были восстановлены выборы в дворянские собрания, возвращены государственные субсидии на содержание «Вольного экономического общества» – по сути, масонского гнезда.

Начались и государственные реформы. Вместо петровских коллегий создавались министерства. А на основе неофициального «комитета общественного спасения» был учрежден уже официальный орган, Непременный совет – позже переименованный в Государственный совет. Ему дали еще не законодательные, а законосовещательные права, и сам он был не выборным, а назначаемым. Но все равно это была первая, еще предварительная ступенечка к ограничению Самодержавия! Очень широко стал пропагандироваться и масонский лозунг «просвещения». Создавались новые учебные заведения. При этом методики обучения перенимались сугубо западные. Университетский устав утвердил сам царь. Высшие учебные заведения получили значительную автономию, становились «школами демократии».

Михаил Сперанский – либеральный реформатор, член Государственного совета. Вероятно, один из теневых руководителей заговора декабристов

К крепостному праву и Александр I, и его либеральные советники относились однозначно: как к «варварству», мешающему пережитку прошлого. Но любые конкретные шаги в данном направлении парализовывались реальностью – ведь сами реформаторы жили трудом крепостных. А государственная система Александра снова опиралась на дворянство, рушить благосостояние помещиков никак не могла. Царь смог позволить себе только издать в 1803 году указ о вольных хлебопашцах. Хозяева получали право на тех или иных условиях освобождать крепостных, без земли или с землей. Это привело к тому, что предприимчивые крестьяне, сумевшие накопить кое-какие деньги (еще Екатерина II дозволила им и поощряла развитие промыслов, ремесел), стали выкупаться на волю. Гораздо реже отдельные дворяне безвозмездно освобождали крепостных (например, вписывали такой пункт в завещания). Широкого распространения система не получила, за все время царствования Александра I по его указу освободилось около 47 тысяч крестьян.

Ну а для масонов в России настала золотая пора. Их ложи снова стали действовать почти в открытую, во главе «вольных каменщиков» встали Лопухин, Ковальков, Невзоров. Один из «друзей юности» царя Александр Голицын занял должность обер-прокурора Синода. Сам он в вопросах православия плавал более чем вольно и на эту должность попал только из-за близости к государю. Хотя Голицын был не только масоном, а по совместительству еще и гомосексуалистом. Целиком находился под влиянием Родиона Кошелева, высокопоставленного оккультиста (и по некоторым данным – иллюмината). Он тоже занимал высокие посты – был гофмейстером двора, членом Государственного совета. Под покровительством Кошелева возникло мистическое общество «Новый Израиль». В него вовлекли царского брата (и наследника!) Константина Павловича. Общество собиралось в его покоях.

Под эгидой Голицына масон Александр Лабзин отбросил запрет Екатерины на печатание духовной литературы в светских типографиях. Начал издавать религиозный журнал «Сионский вестник», духовные книги. К «просвещению» в России энергично подключились иезуиты. Открыли свои учебные заведения в Петербурге, Могилеве, Витебске, Астрахани, Саратове, Моздоке, Одессе, Москве. Иезуитские школы считались престижными, их заканчивали многие аристократы. При таких «духовных властях» активизировались и сектанты. Среди преступников, реабилитированных Александром I, были осужденные его отцом скопцы во главе с Селивановым. В Санкт-Петербурге опорами секты были финансовые воротилы Ненастьев, Костров, Солодовников. С 1802 года Селиванов стал открыто проповедовать в столице. В высшем свете пошла молва о его «пророчествах». К нему потянулись за предсказаниями.