Именно на эту проблему, как на основную, указывал в 1930 г. канцлер Германии Брюнинг «Мы стоим перед лицом очень серьезной ситуации…, молодое поколение живет в полной неуверенности относительного своего будущего»[561]. «Теперь нам не остается ничего, кроме грубой силы, — констатировал в том же году, в разговоре с британским журналистом/дипломатом Б. Локкартом, министр иностранных дел Германии Г. Штреземан, — Будущее находится в руках нового поколения. Германскую молодежь, которая могла бы пойти к миру и обновленной Европе, мы упустили. Это моя трагедия и ваше преступление»[562].
«Человек мыслит только ради того, — пояснял существующую закономерность еще в 1839 г. А. де Кюстин, — чтобы улучшить свою участь и участь себе подобных, но если ему не дано изменить, что бы то ни было в своем и чужом существовании, бесполезная мысль растравляет душу и от нечего делать пропитывает ее ядом»[563].
На Украине «света в конце туннеля» не было почти 30 лет — практически с момента обретений ею независимости. Все попытки зажечь его, сначала Кучмой, затем оранжевой революцией 2004 г. и Евромайданом 2014 г. закончились неудачей. И в конечном итоге население Украины было выедено из равновесия. Оставалось только направить его радикализованное сознание в нужное русло. Эту задачу в условиях расплавленного принудительной украинизацией, и маргализированного экономическим кризисом, сознания масс, быстро и успешно решает массовая пропаганда. «
Основа этой пропаганды, отмечал еще в 1920-х гг. Ллойд Джордж, строится в игре «на человеческих страстях…: гордость, жадность, тщеславие, упрямство, злоба, национальный антагонизм, но так же и патриотизм, чувство справедливости, ненависть к злу и высокое мужество влияют на ход событий. Обе стороны одинаково играют на самых сильных человеческих чувствах. Они играют с огнем»[565]. «Люди, которые всегда сеют недоверие и антипатию к людям других рас и стран, должны быть обнаружены, осуждены и преследуемы общим презрением и гневом своих сограждан, — предупреждал Ллойд Джордж, — Они опаснее поджигателей, подкладывающих случайно огонь под копну сена…»[566].
Однако тенденции набиравшего силу национализма не встретили достойного отпора ни в самой Украине, ни в международных кругах. Наоборот западные политические элиты, приходил к выводу В. Путин, совершенно сознательно «
В начале 2020-х гг., в новых формах, повторялась та же самая ситуация, о которой сто лет назад — в 1920-х гг. писал Д. Ллойд Джордж: «Все как будто ждут… новой возможности снова начать резню. Европа является кипящим котлом адской ненависти между народами. Могущественные люди… раздувают его пламя…, убийственнее всего является господствующее в Европе настроение взаимной ненависти…»[568], «завтрашняя война, — предупреждал Ллойд Джордж, — в десять раз превзойдет в бедствиях, вызванных Великой войной 1914–1918 гг.»[569].
Начало Второй мировой подтвердило пророчество британского премьера. Опыт двух мировых войн ХХ века наглядно продемонстрировал, что радикализованный национализм неизбежно толкает мир к войне. Рост радикального национализма приводит к тому, что «сфера государства, сфера войны, — пояснял существующую объективную закономерность Н. Бердяев, — делаются совершенно автономными и не хотят подчиняться никаким моральным и духовным началам.
Радикализованный украинский национализм вел к повторению той ситуации, которая в 1930-х годах привела к развязыванию Второй мировой войны. Начало локальной Спецоперации на Донбассе, должно было предупредить этот ход событий. Целью Спецоперации являлось восстановление мира, который в существующих условиях могут обеспечить только демилитаризация, денационализация и нейтральный статус Украины. Достижение этих целей ведет к обоюдовыгодному мирному существованию сторон, и создает условия для сотрудничества и развития всех народов. Спецоперация это не война за завоевание Украины, а борьба за завоевание возможности мирного развития.
Для процветания государства, прежде всего, нужен Мир. Мир, — постулировал теоретический основоположник капитализма Адам Смит, является первоочередным условием для того, «чтобы государство превратилось из крайне примитивного в предельно богатое»[571]. Без мира все остальные постулаты процветания просто теряют смысл, поскольку становятся физически недостижимы.
Именно мир являлся одним из основных факторов процветания англосаксонских стран: Русский народ никогда не будет иметь такие свободы и богатства, какие имеют Англия и США, потому, — приходил к выводу И. Солоневич, — что безопасность последних гарантирована проливами и океанами[572]. «Хвала Богу за Атлантический океан! Это географический фундамент наших свобод» — подтверждал во время Первой мировой, друг президента, американский посол в Лондоне У. Пэйдж[573]. Вторая Мировая «война подчеркнула естественно-географические преимущества Америки, — подтверждает экс руководитель ФРС США А. Гринспен, — державы размером с континент, удаленной от Европы, очага военного конфликта»[574].
Буферные государства
«Русские считают себя жертвой непрекращающейся агрессии Запада, — замечал видный британский историк А. Тойнби, — и, пожалуй в длительной исторической перспективе для такого взгляда есть больше оснований, чем нам бы хотелось… Хроники вековой борьбы… действительно отражают, что русские оказывались жертвами агрессии, а люди Запада — агрессорами значительно чаще, чем наоборот»[575].
«Мирная политика соответствует русскому характеру, — подтверждал в 1916 г. британский историк Ч. Саролеа, — Самый типичный русский писатель — это и самый бескомпромиссный апостол мира. В русском темпераменте нет ничего агрессивного. Его сила заключается в терпении и стоической выдержке, в пассивном сопротивлении. Даже военная история России иллюстрирует этот характер»[576].
«Я вообще не знаю, чтобы Россия когда-либо затевала наступательную войну против кого-нибудь из своих европейских соседей…, — подтверждал британский премьер Д. Ллойд Джордж, — Она хотела мира, нуждалась в мире и жила бы в мире, если бы ее оставили в покое. Она переживала начало значительного промышленного подъема, и ей нужен был мир, чтобы промышленность достигла полного расцвета… Что бы ни говорили о ее внутреннем управлении, Россия была миролюбивой нацией. Люди, стоявшие во главе управления ею, были проникнуты миролюбием»[577].
Постоянная угроза с Запада, привела к тому, что Россия исторически стремилась отгородиться от него цепью буферных государств: Финляндия и Польша были присоединены к России именно, как
Восточная Польша отошла к России в результате ее разделов конца XVIII в. Россия не могла уклониться от этих разделов, поскольку в противном случае это вело к усилению влияния Пруссии в Польше. «В случае с Польшей главным виновником является не Россия, а Пруссия, — указывал на этот факт Саролеа, — Именно Фридрих Великий взял на себя инициативу раздела Польши и обеспечил, и принудил к соучастию, как Россию, так и Австрию»[579]. Немаловажным фактором так же являлась крайняя амбициозность и внутренняя нестабильность Речи Посполитой, что создавало постоянную угрозу, как западным границам России, так и единственному сухопутному пути связывающему ее с Европой. В конечном итоге Россия была вынуждена принять в делах Польши гораздо более деятельное участие, чем ей даже хотелось.
Финляндия и Польша никогда не только не рассматривались Россией, как объекты колонизации, а наоборот имели привилегированный статус, обладая правами автономии (Великого княжества и царства) в размерах, свойственных скорее членам конфедеративного государства, с собственными конституциями (которой не было в России). Имперские статистические справочники того времени, как правило приводили «данные по России, без Польши и Финляндии».
Описывая особенности русской политики в отношении Польши, Саролеа отмечал, что в отличие от Австро-Венгрии, которая «не хотела расстаться со своей добычей», «Россия снова и снова предлагала восстановить независимость Польши. Это была мечта Александра I о восстановлении автономного польского королевства. Все его усилия оказались тщетными, отчасти из-за прусского влияния, отчасти из-за бескомпромиссной позиции польских патриотов…, история отношений между Россией и Польшей была чередой прискорбных недоразумений и политических ошибок»[580].
В отличие от Пруссии, которая «систематически пыталась экспроприировать польское крестьянство и передать польскую землю немецким поселенцам», «Александр II сделал для польского крестьянства то, что Великобритания должна была сделать сорок лет спустя для ирландского крестьянства», «и в то время как прусская Польша была принесена в жертву прусским интересам, Русская Польша стала самой богатой и процветающей провинцией Российской империи»[581].
Спустя 20 лет после окончания Первой мировой, созданный творцами Версальского мира «санитарный кордон» вокруг Советской России, стал плацдармом для развязывания очередной мировой войны, агрессии против СССР. И после победоносного завершения Второй мировой, после тех огромных жертв, которые понесла страна, ради своего выживания, «Советский Союз, — по выражению американского историка Д. Флеминга, — повернул этот санитарный кордон обратно на Запад»[582]. Потери понесенные русскими во время Второй мировой войны «находятся за пределами понимания. Ни один человеческий разум не может принять их, — пояснял Флеминг, — Более того, недостаточно понять их интеллектуально. Что означает этот безграничный ущерб для русских, нужно почувствовать»[583].