Миша послушно ушел. Я заметила на столе его нетронутый кофе. В голове застряла мысль: «Так для кого он его готовил, если сам не пил?». Но отогнав все ненужные мечты, я взяла в руки рецепт врача. Я долго пыталась понять, что написал доктор. Как только успела покрыть эскулапа тяжелым словцом, на кухне нарисовался Гущин.
— Китайский изучаешь? — поинтересовался он.
— Да лучше б он нарисовал иероглифы… — обрадовалась я появлению друга. — Пожалуйста, скажи, что надо. У Высоковского опять температура…
— А-а! Боишься отравить. Знает черт, в чем поп согрешил…
Я не знаю как, но Гущин сразу понял, какие лекарства нужно дать Михаилу. Порой мне кажется, что его на журфаке обучили читать нечитаемое и распознавать нераспознаваемое. Гущин сам потащил ему легкий завтрак. Выходя из его комнаты, Сергей у закрытой двери жестом послал его… сами знаете куда… и забубнил:
— Масла ему много, специи не те… Нашлась мне тут дамочка из высшего общества…
Сергей так был зол, что не обратил на меня внимания. А я хорошо понимала Михаила. После стряпни Высоковского салаты от Гущина, ну, никак в рот не лезут. Правда, подправить его блюда я не могла, так как не понимала, чего не хватает. Да и уплетала я их все равно, так как сама готовлю еще хуже. А голод не тетка…
Глава 10.7
За обедом Гущин рассказал, куда ездил. Оказывается, Елена еще вчера вечером скончалась. И Сергей ждал заключение патологоанатома.
— Ее убили, — сказал он. — Как я и думал.
Сколько раз я видела серьезный взгляд друга, но до сих пор не могу к этому привыкнуть. В моей голове он так и остался разгильдяем, вечным поверхностным шутником.
Неужели ему жалко Высоковскую? Ту, которая связывалась со всеми мужиками подряд без разбора? Ту, что хотела ограбить брата своего мужа…
— Мне кажется, я знаю, кто Троянский конь… — сказал он свои мысли вслух.
И я поняла, что так серьезно он размышлял о деле, а не о гибели Елены.
— И кто?
Вот у меня в голове было пусто, как в декоративной вазе.
— Позже тебе скажу, — Гущин поднялся со стула и добавил. — Я к Енисееву.
— А я?..
— У тебя есть свой малыш.
— Я серьезно! Ты мне ничего не объяснил!