Сражается равелин. Волком вцепились в него фашисты. Снаряд, как молот, дробит округу.
Не сдаётся Константиновский равелин.
Бомбят равелин самолёты. Танки чуть ли не стены лбами бьют.
Всё меньше и меньше в живых героев. И всё же стоят герои. Прикрывают отход своих. В эти дни корабли Черноморского флота вывозили из города раненых. Сдать равелин фашистам — значит отрезать нашим судам путь из бухты в открытое море. Продержались герои до нужного срока. Не подпустили фашистов к берегу. Ушли без потерь корабли из бухты.
Ушли корабли. Опустела бухта. Долг до конца исполнен. Прибыл теперь приказ, чтобы и сами герои покинули равелин. Простились матросы с крепостью. Все ушли. Лишь один остался — комиссар равелина Иван Кулинич. Взорвать равелин, уничтожить запас снарядов — с этой целью и задержался теперь Кулинич. Отправил минёров:
— Я сам! Я сам!
Вот он стоит на виду у неба. Китель моряцкий в дыму, в ожогах. Лоб бинтами крест-накрест схвачен.
Вновь атакуют фашисты крепость. Не отвечает фашистам крепость. Осмелели фашисты:
— Форвертс! Вперёд!
Ворвались фашисты в крепость. Видят — стоит комиссар: китель моряцкий в дыму, в ожогах...
— Комиссар?
— Комиссар!
Устремились к нему фашисты. Рты исказились в победном крике. Предпоследний, последний шаг.
— Получайте,— тихо сказал Кулинич. Повернул механизм подрывной машины. И в ту же секунду поднял землю страшенный взрыв. Взлетели фашисты к небу.
Погиб комиссар Кулинич.
Мстили фашисты потом равелину. Хотели сровнять с землёй. Шипели мины. Рвались запалы. Но он стоял. Вскипало море. Гудели скалы. Но он стоял.
То кровь героев скрепила стены. То подвиг смелых жил в этих стенах.
Он и нынче стоит у моря — страницей славы, страницей боли — Константиновский равелин.
В июне 1942 года наши войска оставили Севастополь.
Прощался матрос с Севастополем. Поклонился он морю и солнцу. Бухте Северной, бухте Южной. Простился с Приморским бульваром, с Графской пристанью. Прощайте, курган Малахов, Карантинная бухта, Корабельная сторона.