Он снял с одного из шипов, обильно, будто и впрямь колючую проволоку, усеивающих кустарник, клочок бумаги.

— «…ния двадцать шестого съезда КПСС…» — прочел он. — Наша газета. Максимов тут был, точно.

Рискуя уколоться, Александр отвел одну из ветвей и разглядел глубоко уходящую в тело скалы расселину.

— А это что такое?

— Нимаэ там ничого, — пожал плечами Перепелица. — Глухый кут.

— Чего-чего?

— Ну, это… тупик.

— Какой такой тупик?

— Ну, два-три повороту крутых и стинка.

— Стинка… Дал бы я тебе стинку!

«Все ясно, — с горечью подумал он. — Достал „дед“ салагу, тот и не выдержал. Забился в эту нору, ствол под челюсть…»

Перед глазами так ясно предстал скорчившийся в темном закутке труп солдата под широко обрызганной черной запекшейся кровью скалой, что Саша помотал головой, чтобы отогнать видение. Нечто подобное он видел еще там, за речкой, в Союзе, когда их, зеленых «лейтех», замполит водил показывать покончившего с собой «молодого», затурканного «стариками», грозя карами небесными, если будут потворствовать дедовщине. Неужто и тут то же самое? Максимов, бывший студент, как нельзя более подходил в качестве мишени для таких вот «стариков», как Перепелица.

— Стой здесь! — приказал он сержанту, с отвращением глядя в его бегающие глаза. — Я сам схожу, посмотрю что почем.

Но тусклый луч фонарика не натыкался в глубине ни на что, заслуживающее внимания. Офицер уже удалился по извилистому, овальному в сечении ходу метров на десять от входа, миновав не три, а целых пять поворотов, а тупика все не было и не было. Проглядеть ответвление было невозможно: глаза быстро привыкли к рассеянному свету, струящемуся из устья пещеры, и в фонаре, собственно, уже не было нужды. Везде гладкий, словно отшлифованный камень, лишь на самом дне хода, в покатом желобе скопилось чуть-чуть камешков и песка.

— Иди сюда! — крикнул вполголоса Александр, не рискуя чересчур повышать голос: кто знает, на чем держатся эти стены.

— Навищо?.. Зачем, то есть? — послышался голос сержанта.

— Иди сюда, кому говорят!

Бормоча что-то про себя, то и дело чиркая прикладом автомата о стены, Перепелица приблизился, опасливо поглядывая на потолок. Он явно трусил.

— Ну и где твой тупик? — указал ему фонариком офицер в темный зев хода. — Врал ведь, признайся?

— Був глухый кут, — стоял на своем упрямый хохол, прячущийся за свою «мову», как за крепостную стену. — Може трохы дали?