Паренек лежал молча, не открывая глаз, и только по лениво шевелящейся жилке на тощей длинной шее было видно, что он жив.

— Максимов, — похлопал его Саша по мокрой щеке, с досадой пытаясь вспомнить совершенно вылетевшее из головы имя бойца. — Максимов, очнись!

Но голова лишь безвольно моталась по камню под становящимися все увесистее и увесистее оплеухами, длинные, как у девушки, ресницы дрожали, но солдат упорно не открывал глаз.

— В шоке он, — раздалось за спиной: младший сержант Линьков, взводный санинструктор, стоял, опираясь на автомат, рядом. — Укол надо.

— Так коли! — взъярился неизвестно отчего лейтенант. — Медик ты у нас или как?

Но сделанный прямо через штанину укол не помог. Приходить в себя Максимов не желал. И у Бежецкого сдали нервы: потерять таким чудом обретенную пропажу никак не входило в его планы.

— Очнись, Максимов, мать твою! — затряс он за плечи парня, мотающегося у него в руках, как тряпичная кукла.

И это помогло.

Веки паренька дрогнули, сперва показав полоски белков, но потом в эти щелки медленно вплыли расширенные зрачки.

— Товарищ лейтенант… — прошелестел Максимов, мучительно кривя губы. — Вы вернулись…

Глаза опять уплыли под лоб, и Бежецкий снова встряхнул податливое тело. И выронил, ощутив под пальцами теплое и липкое…

— Он ранен, товарищ лейтенант!

Пуля пробила бойцу правое плечо, войдя над ключицей, и скользнула дальше, выйдя под лопаткой. Вся спина парнишки была в крови, но сухой щебень жадно глотал ее, не давая распространиться, и можно было лишь гадать, сколько крови потерял раненый.

— В госпиталь ему надо. — Линьков, едва ли не бледнее раненого, сделал перевязку, но кровь упрямо проступала сквозь бинты. — Тут ничего не сделаешь…

— Быстро сделали носилки, — вскочил на ноги Саша. — Перепелица! Карневич! Хватит у покойников по карманам шарить! Под трибунал у меня пойдете! Живо соорудили носилки.

— Из чего?

— Из… — матюгнулся лейтенант. — Проявите смекалку!

— Там еще трое на вершине, — бесстрастно сообщил снайпер Емельянов, изучая что-то на склоне в прицел винтовки.

— А ну, дай! — отобрал у него «СВД» Бежецкий.

На самом гребне подъема, едва-едва различимые даже в мощную оптику, копошились три человека. Один шел налегке, а другой, вооруженный, тащил, закинув его руку себе на плечо, третьего, судя по всему, раненого. И на аборигенов эта троица не походила совсем: двое в пятнистой форме.