— Не трогай меня! Нет, только не здесь! Не трогай, сучье отродье!..

— Фати, ты поправишься, — раз за разом повторяет Серхи, склоняя над ней здоровенную голову. — Ты просто стукнулась. Я с самого детства обо что-нибудь стукаюсь, но у меня же природная прослойка. Тебе больнее, потому что ты такая худенькая.

— Фатима, переломов нет, — сообщает Кармела. — По крайней мере, мне так кажется.

— Ты доктор, тебе виднее, — поддакивает Серхи.

— Но я не врач.

— Но диссертацию же ты писала? — не отстает толстяк. — Значит, ты доктор.

Фатима хрипло каркает: Серхи таки ухитрился ее рассмешить.

— Кармела животных изучает, ты, дикарь…

— Фати, да разве мы все не животные?

— Ну ты точно корова, че, это безусловно.

Серхи лучится от довольства, гладя Фатиму по волосам.

— Я поросенок, — уточняет он.

Трепотня Серхи — или, по крайней мере, его монотонное гипнотическое воркование — обладает способностью успокаивать аргентинку.

Кармела оставляет парочку на полу и подходит к Борхе, который и сейчас остается самым нарядным и аккуратным из всех, сохранив в неприкосновенности гриву волос, усы и бородку.

— Как ты? — спрашивает девушка.

— Как и ты.

«Этот ужас нас примирил», — думает Кармела. Парень и девушка вместе возвращаются в гостиную, где спорят Нико и Дино. Кармела готова ко всему.

Но увидеть то, что она видит, девушка не готова. Она успела вообразить себе картины Дантова ада: реки раздавленных или все еще живых муравьев, пчелиные трупики, хаос изуродованных предметов. И все-таки (если сделать исключение для окна ужаса, на которое лучше не смотреть, — верно, Кармела?), хотя у стены валяются стекла и деревяшки, не обошлось и без мертвых пчел и муравьев, в целом комната выглядит благополучно. Беспорядок скорее является следствием людской паники, чем вызван какими-то внешними факторами: бутылка водки на полу, перевернутый ноутбук, упавшие стулья.

«Они вошли только затем, чтобы преодолеть препятствие, — понимает Кармела. — У насекомых это получилось благодаря малому размеру, у людей не получилось, однако все они просто искали выход и в конце концов вышли». Этолог прослеживает взглядом путь через комнату к открытому в потолке люку и поражается тактике, которую пришлось избрать этому сплоченному войску. Что за высшая сила согласовала такую многотрудную переброску авиации и пехоты точно к выходу в рекордные сроки и почти без потерь в живой силе?

Конечно, класс млекопитающих на театре военных действий проявил себя совсем иначе.