Не так себе Полина представляла эту поездку. Зачем этот храп, зачем кроссовки? Зачем Артем раздраженный, хмурый, зачем он такой как всегда? Ведь она хотела говорить с ним целые сутки. Хотела слушать его, даже если это будет про самолетики, даже если будет мудрено и скучно.

Артем взял подушку, надел на нее наволочку и улегся лицом к стене. Теперь все окно было только Полинино, и пригороды Новороссийска тоже.

Она придвинулась ближе к окну. Ей хотелось зайти в каждый двор, заглянуть в каждое окно, спросить каждого жителя: «Как у вас это получается?». Дело в том, что Полине уже давно казалось, что все окружающие ее люди знают какой-то секрет. Что-то такое они понимают, что у них получается жить и не колоться друг об друга. Они и ругаются, и улыбаются, а Полина не умеет ни того, ни другого. Она интуитивно чувствовала, что именно эти две вещи ей нужны, чтобы она сумела безболезненно жить среди них.

Недавно она без спроса на глазах у всего класса ушла с урока. Она бы хотела, чтобы это было началом. Но Полина не верила, что продолжение ей под силу. Вообще, она давно собиралась начать со слова «нет». Полина хотела хоть раз сказать «нет» маме, когда та пытается свое видение красоты распространить на нее, приодеть, подкрасить. Бабушке, когда та кормит советами. Продавцу в магазине, когда в пакет с яблоками он кладет одно червивое, мягкое внутри. И другому продавцу, торгующему на рынке джинсами, которые Полина померила, но в зеркале себе в них не понравилась. Хоть раз хотела сказать Артему: «Не груби. От этого больно».

А улыбка? Ее вымученная улыбка только и могла пригодиться там, где следует сказать «нет». Ей она и прикрывалась, оказываясь вновь покладистой, послушной, пусть немножко и обманутой, но хорошей девочкой Полиной. А такой улыбки, чтобы сияла на лице, когда ты рада видеть человека, или тебе приятно от чужих слов, или если шутка, которой тебя хотели повеселить, оказалась несмешная, но ты поощряешь саму попытку, такой у Полины не было.

Долго Полина сидела одна. Уже и забыла прислушиваться к храпу сверху и пытаться различить шелест дыхания с полки напротив. В своих самокопаниях добралась она до самого живого, больного, нервного. До будущего. Уже пора определиться – говорили все вокруг и навязывали разное.

Мама звала на биофак. Зав. кафедры – ее хороший знакомый, преподаватели там сильные и тоже знакомые, и чтобы устроиться на работу по окончании, мама тоже знает, к кому обратиться. Конечно, мама всех знает, маму все любят, мама – красивая, медленная, спина ровная, нечастый ее смех как колокольчик… Но это все ее люди, из ее вселенной, а Полина чувствовала, что нужно создавать свою. И создавать с чистого листа, где она будет наконец-то просто Полиной, а не Чукчей, как в школе, и не дочерью Варвары Андреевны, как в будущем, придуманном мамой.

Бабушка подходила к этому вопросу с практической точки зрения. Она говорила: «Профессия нужна такая, чтобы ты всегда оставалась при деле. Вот будет война, и кому эти юристы и экономисты нужны?». «Про войну – это она с дедушкой нажилась», – думала Полина, – «к войне он у нас обычно готовится». Но дедушка по поводу Полининого будущего своего мнения не высказывал, наверное, поэтому их с бабушкой мировоззрения слились воедино в этом вопросе. Так вот, исходя из этого умозаключения, бабушка предлагала на выбор пединститут, медицинский или кулинарный техникум.

Полине было бы приятно думать, что бабушка верит в нее. Видит Полину у доски, говорящую, спокойную, уверенную в себе, сумевшую покорить, заинтересовать, заставить замолчать наконец три десятка неугомонных детей или вообще подростков. Или видит ее в белом халате, смелой, быстрой, точной. Той, которая никогда не растеряется, растолкает всех, кто в панике и ужасе, и сделает все спокойно и правильно.

Но бабушка в нее не верила. Бабушка ее даже не знала. Бабушка ни разу не пробовала ее пересоленной яичницы, а прочит ее в повара.

Вот папа хотя бы попытался. Спросил: «Ну, Полюшка, что ты надумала?». И не дождавшись ответа, добавил: «Маруська моя в колледж собирается. Дизайн интерьера. Может, вместе пойдете?». Полина не обиделась на то, что папа не дал ей ответить. Отвечать-то ей, по сути, было нечего. Он ведь просто побоялся, что у Полины есть готовый ответ и что после его оглашения он уже не сможет предпринять очередную попытку сблизить своих дочерей. Его Маруська в этом году оканчивала девятый класс. История у них с Полиной получалась разная. Но папа всегда старался поделить все поровну. Покупал Полине все то, чем одаривал вторую дочь. В итоге у Полины было все, о чем мечтала Маруська, – от кукол до телефона. Полина не протестовала, только иногда думала, что почему-то, когда папа семь делит на два, Полине доставалось лишь утро субботы.

– Ты куда будешь поступать? – спросила Полина.

Она знала, что Артем не спит. Может, он и ответил бы, но с верхней полки перестал доноситься храп. Шорохи, причмокивания, потом Полина увидела свисающие ноги в серых носках.