Вот так в эту ночь Гретхен начала свою карьеру гетеры. А мне она подложила в постель Анну. Тело Анны было пышное и привлекательное, но я видел, что она совсем не желает близости и готова на неё лишь ради приказа хозяйки. Я просто погладил её и сказал, чтобы она не беспокоилась, я буду вполне доволен, если она будет своим телом греть меня в постели. Анна тоже была не прочь пригреться, и мы спокойно уснули. Утром в полудрёме я начал ласкать её тело, и она вдруг начала сквозь сон показывать признаки возбуждения. Но уже было время подниматься, и, когда она во сне прижалась ко мне, я нежно её разбудил:
— Пора подниматься и подавать завтрак. Мы проспали, и мне влетит от генерала.
Анна потянулась, осознала, где она, вспомнила вечер, улыбнулась и сказала:
— Мне так тепло и уютно было спать с вами, господин. А утром такой приятный сон снился. Даже просыпаться не хотелось.
И я подумал, что в жизни своей она встречалась лишь с неотёсанными и грубыми хамами, не лучше покойного мужа Гретхен.
Вдруг Анна подскочила с постели и по своей глупости прямо сказала:
— Ой, господин, фрау мне велела, чтобы я немедленно после вас хорошенько подмылась, а потом, дескать, могу вернуться в постель. Но сейчас уже времени не будет.
Я понял: Гретхен очень не хотела, чтобы Анна забеременела.
Вечером Гретхен с нетерпением поджидала меня в пеньюаре, и увидев, что я тепло поцеловал её и улыбнулся, радостно сказала:
— Значит, всё хорошо! Сегодня ночью я так хочу тебя! У этого доцента, хоть он и моложе, страсти много, а нежности мало. Но вот почему ты пренебрёг Анной?
— Она очень приятная женщина, но я не хочу иметь дело с той, кто принимает меня лишь по обязанности. Я слишком уважаю себя, и поэтому никогда не имел дела со шлюхами или с теми, кто отдаётся лишь из корысти.
Гретхен улыбнулась и впилась мне в губы, выныривая из пеньюара.
— Ах, как я тебя люблю! И ещё больше люблю сейчас, когда побывала с другим мужчиной. Я теперь понимаю, насколько ты хорош, а то я уж думала, что лишь мой муж и некоторые мужланы из черни — хамы, а в высшем свете все такие же ласковые и приятные. Но уж правда, эти люди, что были у нас, хоть не хамы, и с ними всеми можно иметь дело, если я и они захотят.
Ночь была бурной до полного изнеможения.
Слухи о симпозиуме разнеслись по городу, и вскоре сам ректор университета попросил показать ему симпозиум. Я попросил его подобрать пять-шесть достойных и приличных гостей и собрать некую сумму на угощение и подготовку. Они собрали впятером сто рублей, и мы приняли отборных гостей, включая ректора и профессора Канта. Впечатление их было тоже прекрасное, они сказали, что это, конечно, не для черни и не для толпы, но для мужей тонко чувствующих и знающих. Таким образом, я, дескать, возродил сам дух античных собраний. Я ответил, что без уникального ума и тонкости Лаиды ничего бы не получилось. Учёные мужи поклонились обнажённой гетере, потрепали по соблазнительным выпуклостям "рабыню" и откланялись, чуть-чуть пьяные и донельзя довольные. Попросить милостей у Лаиды никто из них не осмелился, хотя она посылала сигналы ректору.
А после этого пришлось раскошеливаться вновь самим и серьёзно: к нам возжелал явиться сам генерал-губернатор вместе с питерскими гостями. Генерал-губернатор взял на симпозиум псевдоним Конон, и я оценил его тонкость: имя принадлежало первоклассному, но отнюдь не самому знаменитому, афинскому стратегу. Гетера всячески соблазняла губернатора (правда, не переступая границ меры; не знаю, как уж говорить о приличиях, когда формально все тогдашние приличия были нарушены). Но Суворов чётко сказал на прекрасной латыни:
— Такие женщины, как ты, Лаида, прекрасны, соблазнительны и очень опасны. Я удивляюсь, как с тобою совладал Аристофан. А я уж не буду рисковать. Но ты так разгорячила меня, что я отведу душу с твоей рабыней, если ты и она не возражаете.
Анне даже в голову не пришло бы возражать, а Лаиде осталось лишь согласиться. Егор-Алкивиад подошёл было к Лаиде, но затем передумал и сказал:
— Вот колечко и бриллиантовая подвеска от меня в благодарность за зрелище. Но Конон слишком мудр, и я тоже поопасаюсь слишком тесного общения с тобой.
А мне он крепко пожал руку, а на следующий день публично расхвалил меня так, что я весь раскраснелся: как я сумел из заурядной фрау сделать первоклассную античную гетеру.