— Да, да, мой мальчик, я это знаю. Иди и не будь таким обидчивым.

Наступило Рождество, но на этот раз оно прошло, пожалуй, не так весело, как всегда. Минула еще целая вечность, и вот однажды утром я обнаружила, что пришла весна. Солнце светило ярко и безудержно; я побежала на опушку леса и сквозь деревья увидела чудесную картину: снега не было уже несколько недель, но у корней сверкало что-то похожее на снежинки. Насколько хватало глаз, везде блестели эти капельки безупречной белизны, и каждая была не только отделена от другой, но и разделилась на части внутри самой себя. Каждая частичка сверкала. Я сделала большой глоток воздуха. Мне хотелось поделиться этим волшебством с кем-нибудь, кто тоже в нем нуждался. А кому это было нужно сейчас больше, чем моей уставшей матери? И я бросилась по улице к дому, влетела в кухню. Мама как раз сняла с огня большую черную сковороду. Прильнув к ее фартуку, я закричала:

— Мама, пойдем в лес, посмотришь что-то очень красивое. Там шел снег!

Она быстро повернулась и посмотрела на меня удивленно и почти встревоженно. Потом отрывисто проговорила:

— Не говори глупостей, дочка, снега не было уже много недель.

Я засмеялась и ответила:

— Был снег, мама.

Из подсобки вышел отец, ворот его рубашки был завернут внутрь, щеки в мыле — он собирался бриться. На миг он вгляделся в мое лицо, а потом сказал матери:

— Иди, иди, дорогая. Оставь свою сковородку, я присмотрю.

Пена на его щеках казалась белой бородой, отец словно постарел за ночь. Забрав у матери сковородку, он шепнул мне:

— Продолжай в том же духе, — потом, толкнув мать локтем, добавил — Иди же.

Она с досадой взглянула на него.

— Да ладно тебе, — произнесла она, разглаживая фартук, и щелкнула языком.

Ее поведение не охладило мой пыл, и когда мы шли по улице, я пританцовывала от радости. На опушке леса я остановилась на том же месте, откуда открывался вид на этот удивительный пейзаж. Мать подошла, встала рядом и стала смотреть, куда я указывала. Ее рука бережно обняла меня за плечи.

Мать прижала меня к себе, и так мы стояли, очарованные этой сверкающей россыпью подснежников.

— Как будто они радуются, что появились на белый свет, правда, мама?

Она крепко обняла меня.

— Да, дорогая, они рады, что зима позади, — проговорила мать. Потом, к моему удивлению, она не повернула домой, а молча направилась в лес, все так же обнимая меня.

В какой-то момент она повернулась и посмотрела назад, и я тоже повернулась, не понимая, что она хочет увидеть. Потом мать совершила нечто странное — опустилась ни корточки, как отец, и, взяв меня за плечи, пристально посмотрела мне в лицо, ее глаза как будто искали что-то в нем — словно по нему прыгала блоха. Сжав его своими большими, с грубой кожей руками, она тихо воскликнула:

— О, дитя мое, — потом она сказала что-то, удивившее меня еще больше, чем ее поступок. И все же я отчасти поняла, что она имела в виду. — Оставайся такой всю свою жизнь, дорогая, — а потом добавила, опровергая все то, что я обычно слышала от нее каждый день — Никогда не меняйся. Постарайся быть такой всегда.